Приятная новость

Ничего себе, приятная новость. Стефаун с большим трудом отпросился с работы до обеда, и когда еще теперь удастся, неизвестно. Недовольны были и другие. Послышалось ворчание, правда, негромкое. Кое-кто заявил, что это безобразие, что люди имеют право требовать приема, если он был объявлен и заблаговременно не известили о болезни или другой уважительной причине его отмены.
«Мы издалека приехали, – говорили одни, – из-за самых дальних гор»; а другие заметили, что нет смысла выражать свое недовольство, это вряд ли будет способствовать успеху дела и лучше всего примириться.
Поскольку от среды до среды семь дней, то прошла неделя, пока опять появилась возможность добраться до министра. В такой замечательный день все повторяется.
Быстроногая и пышногрудая девица суетится не меньше прежнего. Опять чуть-чуть подрагивают икры, когда узкие каблучки касаются пола. Отличная фигурка у бабенки! Мужчины пялятся на нее, когда им кажется, что никто не замечает.
Время подходит к десяти.
На лестнице слышатся торопливые шаги. Не слишком громкие, но самоуверенные. Появляется одетый в темное человек с черной шляпой в руке, через другую руку перекинуто пальто. Он среднего роста. Его одолела полнота, та самая, что подбирается в среднем возрасте ко всем ведущим сидячий образ жизни. Волосы у человека начали редеть. Остатки их торчат надо лбом, напоминая петушиный гребешок. Очки у него в толстой черной оправе, за ними вытаращились глаза, немного похожие на глаза пикши: смотреть в них подолгу неприятно. Губы совершенно лишены улыбки, а уши невероятно маленькие в сравнении с головой. Щеки как мешки и трясутся при каждом шаге. Походка довольно неуклюжая, даже жеманная какая-то, словно от плоскостопия или от узкой обуви. Он кивает во все стороны и глухим, как у привидения, голосом говорит: «Здравствуйте!» Это министр деторождения Стейдн Грьоути.
С его появлением ожидающие умолкают, как осужденные на казнь, когда им покажут топор. Их судьба в этом человеке, что проходит мимо в свой кабинет и закрывает за собой дверь. Ожидание продолжается, но теперь оно приняло иной характер. Все насторожились, ежатся. Кое-кто, наверное, втайне надеялся, что министра не будет, как и в прошлую среду. Хорошо, когда можно отложить трудное дело…

Очередь Стефана

Через некоторое время посетители оживляются. Вызывают первого. Он встает и исчезает за дверью так быстро, словно она его проглотила. В кабинете он находится долго, а затем быстро уходит с суровым выражением лица, по которому ничего не узнать. Постепенно группа редеет, люди, как и первый посетитель, встают, исчезают за дверью, а, побыв там, пробкой вылетают из кабинета.
И каждый силится не показывать своим видом, что произошло. Но чувствуется, что большинство уходят несолоно хлебавши.
Наконец подходит очередь Стефауна.
Он ерзает на месте и сразу забывает, что собрался сказать. В горле у него пересохло, приходится то и дело облизывать губы. Это все равно, что ждать приема у зубного врача. До чего же долго этот человек торчит в кабинете! Может, он как-то знаком с министром?
Когда Стефаун, наконец, входит, то оказывается сначала в огромной канцелярии, поперек которой тянется узкий барьер. За ним сидят четверо сотрудников и царапают что-то в своих книгах. Никому из них нет дела до Стефауна. Он покашливает и щелкает каблуками, чтобы обратить на себя внимание. Но от этого никакого толку. Тогда он начинает постукивать пальцами и водить пуговицами, что пришиты на рукаве пиджака, о край барьера. Внимания на это обращается не больше, нежели раньше. Стефаун видит, что так дело не пойдет.
– Моя очередь на прием к министру, – очень громко говорит он, бодро покашливая и стараясь придать голосу твердость.
Женщина средних лет поднимает на него поверх очков по-матерински заботливый взгляд, добрый, как у собаки.
– Министр говорит по телефону, – отвечает она неожиданно противным, визгливым голосом, так несхожим с добротой взгляда, – он даст знать, когда кончит разговаривать. Вам придется подождать.

Министр

Стефаун какое-то время бродит по ковру. Это непредусмотренное ожидание еще больше выводит его из душевного равновесия. Раздается звонок. Женщина снова поднимает голову и кивает в сторону великолепной дубовой двери по левую руку. Стефаун открывает дверь. Его взору предстает огромный, роскошный кабинет со светло-серым, почти белым ковром.
Напротив двери, на другом конце комнаты стоит широченный письменный стол из темного тикового дерева. За столом восседает сам министр и смотрит на Стефауна сквозь очки. Над этим могущественным человеком висит картина, изображающая здоровенную гору, которая обрывается прямо в море. Стефаун изображает на лице улыбку, идет к столу, выставив руку, и здоровается.
– Здравствуйте. Стефаун Халльдоурссон.
– Здравствуйте! – говорит министр, растягивая слоги. – Вы по какому делу? Садитесь, пожалуйста, присаживайтесь. Позвольте предложить вам закурить сигарету, а?
Стефаун садится напротив министра и сразу замечает, что на столе только телефон. Больше ничего нет: ни газеты, ни книги, ни писем – ничегошеньки. Видно, деятельность этого человека (как, впрочем, и любого политического деятеля) проявляется больше в словах, нежели в поступках. В ответ на предложенную сигарету Стефаун молча мотает головой, смущенно улыбается уголками губ. Взгляд его блуждает по краю стола. Наконец первые слова найдены.
– Вы и сами, конечно, догадываетесь, зачем я к вам сюда пришел. Это… вот уж три года, как я женился, а детей у нас нет, как и у большинства, которые сюда приходят. Вы сами знаете, что женщинам до зарезу надо иметь детей. Не поймите меня неправильно, я, конечно, тоже очень хочу ребенка. Мы несчастны оттого, что у нас нет ребенка, особенно жена, она горюет и тоскует, так ей хочется ребенка. За этим я к вам и пришел, поэтому вас и беспокою, и время отнимаю. У нас нет иного пути, кроме как…

Разговор с министром

Министр перебивает его, и Стефаун чувствует, что вступление оказалось ни к чему. А собирался он говорить совершенно иначе.
– Да-а! – слышится откуда-то из человека за столом. – Да, я отлично понимаю вас, друг мой. Кто же не понимает чувств, связанных с детьми.
Но я невероятно мало значу в этом вопросе. Ужасно мало. Тут действуют правила, твердые и определенные правила. Не я эти правила устанавливаю. Это делают люди, стоящие много выше меня. Больше того, не мы выдумали эти правила, это сделали возрожденцы. Если кто-то недоволен данным законоположением, пусть предъявляет счет возрожденцам, а не нам. Я сам вынужден был подчиниться этим правилам. В соответствии с ними сам, как и вы, и другие люди, просил разрешения иметь ребенка. Вы ведь видите, сколько тут всяческих сложностей и препятствий.
Стефаун, чувствуя, что разговор зашел в обычный тупик и надо испытать иной способ, поднимает глаза и говорит:
– Вы как министр, несомненно, имеете влияние на эти дела. Иначе вы не сидели бы здесь. Иначе не было бы вообще никакого министра деторождения. Не стоит убеждать меня в обратном. Я… я пришел сюда в твердой надежде обсудить с вами те… трудности, с которыми и лично должен бороться, как член общества, не… не… связывая их с какими бы то ни было механическими правилами.

Лицензия на ребенка

На лице министра отображается смущение. Он не слишком привык к такой манере обращения, хотя в посетителе чувствуется робость, свидетельствующая о застенчивости и неуверенности в себе.
Поэтому министр меняет тон. Голос его набирает твердость, которой не было прежде. Фразы вылетают резкие и энергичные.
– Вы хлопотали о лицензии на ребенка?
– Да, – отвечает Стефаун.
– Отказ получили?
– Да.
– Так зачем же вы явились ко мне?
– Я пришел, чтобы добиться пересмотра этого дела. А, кроме того, Магнус Вьестейнссон посоветовал мне обратиться к вам.
Этого министр, кажется, не ожидал.
– Магнус Вьестейнссон? С какой же стати ему понадобилось давать вам такой совет?
– Он сказал, что было бы… хорошо поговорить с вами.
– Вот как?
– Да. А еще он говорил, что вы помогли тем, кто к вам обращался.
– Мало ли что наскажет Магнус Вьестейнссон!
Стефаун молчит.
Министр тоже молчит.
Стефаун сидит у стола, понурясь и не зная, что говорить дальше. Его тянет встать и молча уйти, махнув на все рукой. Но он просто не может сделать этого. Он должен добиться решения по своему делу. Министр поднимается с кресла и начинает расхаживать по своему роскошному кабинету. Он ходит медленно, на ходу выдавливая из себя слова. Голос у него сейчас тихий и спокойный:
– Не знаю, смогу ли я что-либо сделать для вас в такой ситуации и возможно ли это вообще. Не знаю, правильно ли, разумно ли будет помочь вам. Ведь в современном обществе не все категории людей желательны. Магнус Вьестейнссон не вправе вмешиваться, хотя он и наш с вами общий друг, общий знакомый. Вряд ли нужно вам говорить, что с возрожденцами нынешнее правительство очень мало, а сказать по правде, и вовсе не считается. Нам не представляется желательным увеличение числа людей этого сорта. Особенно теперь, когда стало известно, что политические взгляды в значительной степени наследуются. По крайней мере, сказываются на воспитании.

Хотим ребенка

Но тут Стефаун больше не выдерживает:
– Господи боже ты мой! Да не собираюсь я свергать какое бы то ни было правительство. Я… мы, единственно чего мы хотим, так это ребенка. Вот и все. Жить семейной жизнью обычных, простых людей. Должны же вы это понимать. Мы всего лишь простые люди. Об одном только вас просим – чтобы у нас была семья.
Стейдн Грьоути стоит против него и смотрит сквозь стекла очков ледяным взглядом.
– Так любой может сказать, – отвечает министр. – Взывать к чувствам все умеют… Тогда оставалось бы выдавать разрешения направо и налево. Или вы считаете, что возможно управлять страной, целым народом, прислушиваясь к чувствам и откликаясь на них? В круг моих обязанностей не входит прислушиваться к человеческим чувствам. Вам это известно. Так же хорошо вы знаете, что я не стал бы с вами сегодня разговаривать, раз вы уже получили ответ по вашему делу, если бы только вы не упомянули имя Магнуса Вьестейнссона. Я подумаю и посмотрю, что смогу сделать, возможно ли будет принять ваше ходатайство к пересмотру. Однако вам не следует обольщаться надеждами. Будьте здоровы!

Магнус Вьестейнссон

Магнус Вьестейнссон – один из чародеев исландской политики. Он – рьяный прогрессист в партийном смысле этого слова. Но не в этом его суть. И не в том, что он постоянный гость в альтинге и запросто обращается с министрами, точно сам он президент. Суть его в том, что он умеет проворачивать все на свете.
Мало кто знает, как ему это удается, и поэтому его влияние кажется людям загадкой. Чаще всего, давали вот какое объяснение: он, мол, помогает политикам в делах, которыми им самим заниматься неудобно из-за соображений так называемой репутации. Рассказывают, например, будто многие политики убирали с пути нежелательных соперников, горлопанов и ворчунов, благодаря тому, что в нужный момент и в нужном месте об этих людях кое-кем были сообщены кое-какие сведения. Правда, ни у кого нет доказательств, что именно Магнус использует эти популярные приемы борьбы. Однако не скроешь и того, что большая дружба Магнуса с политиками и даже политическими противниками дает основания для подобной молвы. К тому же хорошо известно, что никто так хорошо не знаком с делами и грехами людей, как владелец автомагазина Магнус Вьестейнссон.

Торговля автомашинами

Может быть, кое-кому покажется, что столь влиятельной персоне не пристало торговать автомашинами. Тем более что по образованию Магнус юрист. Однако Магнус вроде бы вполне доволен своим положением. Кажется, он считает свой магазин более прибыльным местом, чем какой-нибудь почетный и выгодный политический пост. Ведь кому придет в голову завидовать торговцу автомобилями? А для такого человека, как Магнус, это что-нибудь да значит.
Выгода его положения не только в том, что он может с божьей помощью мирно торговать автомобилями, предъявлять векселя и получать деньги из рук кассира Стефауна Халльдоурссона. Есть ведь у него и другие дела, требующие осторожности, обдуманности и, прежде всего, бдительности, дабы не зайти слишком далеко.
Автомагазин Магнуса находится на красивом месте в центре города, где когда-то в начале века стоял высокий деревянный дом. В добрый час дом благополучно сгорел. Власти отказывали в разрешении строиться здесь снова, пока не будет принят план благоустройства города. По этой причине Магнусу разрешили перевезти сюда старый сарай и торговать подержанными автомобилями.

Автомобили

Обычно Магнус приходит в свое автомобильное заведение к половине двенадцатого. Сегодня не успел он сесть за стол, на котором всегда лежит куча автомобильных ключей с разноцветными ремешками, как уже громко зазвонил телефон. Телефонистка ворчливым голосом передала ему, что с ним желает говорить сам министр деторождения Стейди Грьоути. Это в полдень-то, в среду, в приемный день министра!
– Вот как, значит, ты решил мне работки подкинуть. Людей присылаешь, – сказал Стейдн Грьоути, против обыкновения не растягивая слова.
– Людей к тебе присылаю? – Магнус поражен.
– Сейчас только от меня ушел некий Стефаун Халльдоурссон. Согласно данным картотеки – возрожденец. Я попросил навести справки, посмотреть его досье… Он сказал, что от тебя, мол, ты его послал. Я думал, он твой знакомый, что ли.
На это Магнус не мог возразить.
– Так знай, раз и навсегда, что ты этого делать не должен. Или ты станешь уверять меня, будто не знаешь, не отдаешь себе отчета в том, что будет, если зарегистрированный возрожденец получит лицензию на рождение ребенка? Ты, может, считаешь, что это укрепит мое положение в партии и в первую очередь в борьбе с Бенедихтом? Ты думаешь, это не станет известно? Уверен ли ты, что, если такое случится, ты смолчишь?
Но теперь вспылил Магнус:
– Намекаешь, что я про тебя премьеру насплетничаю? Может, для того, чтобы тебя убрали? Не нравятся мне такие намеки. Дело тут к тому же куда проще. Просто-напросто Стефаун Халльдоурссон мой друг, и мне хочется помочь ему.
– Мне нет дела, что тебе нравится или не нравится. Плевать я хотел на твоего друга. В круг моих обязанностей ни по Министерству деторождения, ни по Министерству рыболовства вовсе не входит забота о твоей дружбе с банковским кассиром. А что касательно до простоты этого дела, как ты изволил выразиться, так оно не становится проще от того, чей это друг. В старое время можно было позволить себе быть настолько недальновидным в политике, чтобы оказывать помощь знакомым. Пора бы тебе знать, что то время прошло. Теперь все решает масса, а не личность. Не индивид. Во всяком случае, нужно немало личностей, чтобы тягаться с массой. Надо бы тебе знать и то, что я могу доложить об этом деле в партии, – в каком виде предстанешь тогда ты со своей помощью возрожденцам?

Шутка министра

Магнус быстро смекнул, что министр не шутит. А когда человеку через забор не перелезть, то не остается ничего иного, как идти вдоль него. И, разумеется, министр сразу же подобрел после примирительных слов Магнуса.
– Ладно, – сказал он. – Понятно, конечно, что тебе хочется помочь другу. Но тут есть только один выход. Самый универсальный выход в таких делах. Уговори своего друга перейти в нашу партию.
Закончив беседу с министром, Магнус облегченно перевел дух. Несколько минут он сидел в нерешительности, глядя на кучу ключей, и слушал, как в зале продавец расхваливает автомашину позапрошлого выпуска. На секунду он представил себя на месте министра деторождения. Ведь по власти второй человек в стране. Но только на секунду. Такой мысли торговец автомобилями Магнус Вьестейнссон не может себе позволить. Хоть он и юрист.
И вот о чем он может позволить себе подумать: кое-кому надо быть поосторожнее, пока еще неясно, как дело повернется. Министерский-то портфель один… А у Магнуса в альтинге брат, которого уже давно прочат в министры. Да и сам Магнус посильнее, чем многие думают. Он активный член партии и на выборах получит больше всех голосов. Об этом знают все прогрессисты… Но не все прогрессисты знают, что Магнус за двенадцать лет постепенно, спокойно и неторопливо исписал тетрадку со сведениями о хитрой партийной механике прогрессистов. А что, если этот драгоценный архив погибнет от несчастного случая? Например, сгорит перед выборами. На кого тогда партии прогрессистов опереться в предвыборной борьбе? Откуда знать. Никто этого не знает, кроме Магнуса и его брата – парламентария. К тому же имеются в том архиве и другие особые сведения, разглашение которых было бы неприятно некоторым лицам. Особенно перед выборами.