Убеждение

– Ну-ну. Я сказал, что ты и господа бога смог бы убедить. Но тебе этого мало. Ты и меня собираешься убедить. Ладно. Хочу, однако, самым настоятельным образом попросить тебя не говорить об этом министру. Он может подумать, что ты спятил. А я не уверен, что его можно убедить выдать лицензию ненормальному. Хотя спятить – это, конечно, не так скверно, как быть возрождением.
Здание Министерства деторождения на первый взгляд довольно скромное. Его построили в те времена, когда в Рейкьявике разрешали возводить лишь дома, украшенные битым бутылочным стеклом, вдавленным в еще не схватившийся бетон. Таков был официально объявленный вкус строительных властей города. Естественно, что никакого другого вкуса не терпели. Ведь со вкусом дело обстоит как с воззрениями. Если он направлен против свободной инициативы, то, значит, исходит от идиотов либо от враждебных народу элементов. К тому же на острове вольных викингов, по счастью, всегда хватало пустых бутылок. Иначе пришлось бы туго. Неясно только, каким образом удалось пустить в дело всю ту гору пустых бутылок, которая скопилась после того, как украшения из битого стекла по неизвестным причинам вышли из моды. Ясно лишь, почему вольным викингам теперь запрещено пить пиво. Иначе куда девать пустые бутылки? Долина Тоурсмерк уже давно вся заполнена.

Здание министерства

Да, здание Министерства деторождения, когда смотришь на него с улицы, кажется довольно скромным. Власти купили его в один прекрасный летний день, заплатив бывшему министру, пребывавшему в ту пору за границей, двойную цену, чтобы тому не пришлось протянуть ноги в заботах о хлебе насущном.
Таким способом исландский народ на деле выразил вышеупомянутому политику благодарность за его длительное правление. Народ всегда готов быстро и энергично прийти в нужную минуту на помощь тому, кто попал в беду, например, имел несчастье лишиться портфеля министра. Правда, вроде бы не было слышно, чтоб этот министр слишком нуждался, пока был у власти. Да и у народа не спросили, нужно ли помогать бывшему министру. Но это детали.
Случается, конечно, что какой-нибудь неблагодарный прохожий бросит беглый взгляд на южную стену дома, где сверкают на солнце бесчисленные осколки бутылочного стекла, и задаст себе вопрос: во что же здесь вложены миллионы?
Но когда человек впервые переступает порог этого дома, брови у него ползут вверх от изумления. Стефаун Халльдоурссон едва обратил внимание на открывающееся взору великолепие в тот день, когда с клеймом Партии возрождения на лбу шел сюда за разрешением продолжить свой род. Теперь же он преисполнен оптимизма и может бестрепетным взглядом рассматривать роскошное убранство. Душа его наполняется гордостью: вот как прогрессисты, стоящие у власти, заботятся о своих вождях; и он с удовольствием разглядывает резные плинтусы из южноамериканского палисандра. Ему, конечно, невдомек, что правительство, купив этот дом, не знало, что с ним делать. И, воспользовавшись удачным поводом – созданием Министерства деторождения во времена правления возрожденцев, – с радостью передало его означенному министерству в полное владение. Неведомо Стефауну и то, что тогдашний министр деторождения велел переделать весь дом, чтобы продемонстрировать народу свой вкус. И уж совсем неизвестно ему, что Стейдн Грьоути приказал убрать все напоминавшее о его предшественнике: пусть превосходство прогрессистов будет видно и в решении интерьеров, как во всем прочем. Естественно, что блеск и вкус гораздо важнее затрат. С полным основанием можно сказать, что от первоначального облика здания мало что осталось, за исключением бесчисленных кусочков битого стекла на наружных стенах.

Радость господня

Где-то говорилось, что господь больше радуется одному обращенному грешнику, нежели девяноста девяти праведникам. Если это верно, то следует добавить, что сказанное в не меньшей степени относится и к политическим деятелям. Во всяком случае, министр деторождения Стейдн Грьоути принимает банковского кассира значительно радушнее, чем в прошлый раз.
Министр сидит, как и раньше, под великолепной картиной, положив толстые руки на ширь письменного стола. Бледные и беспокойные, они выглядывают из белых манжет, одни господствуют на огромном столе.
Этот великий человек получил свое имя в честь улицы Грьоутагаты. Он родился в маленьком домике на этой улице в тот год, когда закончилось извержение Сурта, а телка, пасшаяся на горе Мидфедль, свалилась в озерцо и утонула. Странно, но ни одно из этих событий не было отмечено ликующими звуками духового оркестра. Телка захлебнулась в тухлой болотной воде, а Стейдн Грьоути вступил в жизнь. И теперь он в известном смысле правит жизнью и смертью. Или, точнее говоря, зачатием и рождением. Но он не подает виду, что чувствует себя соперником господа, переживая радость по поводу обращения грешника.

Грешник и господь

И вот они смотрят через широкий письменный стол в глаза друг другу – грешник и господь – и видят: между ними царит глубокое понимание. Собственно говоря, слова им не нужны. Но, тем не менее, они начинают беседу. Сегодня не среда, торопиться им некуда. Министр сам вызвал к себе кассира. Министр говорит:
– Меня радует, что вы поступили так рассудительно, так умно. Нам нужны такие люди, как вы. Люди, без колебаний глядящие в глаза действительности и умеющие подчиняться существующим условиям.
Стефаун ничего не ответил.
– Иногда утверждают, будто политика – это верность какому-то определенному направлению, чтобы не сказать: идеалу – и жертвенный труд во имя бога. К счастью, тут недоразумение. Политика состоит в том, чтобы справляться с теми трудностями, которые возникают. Нас, политиков, порою упрекают, что мы ждем трудностей, вместо того чтобы предотвращать их. Упрек неправильный. Если мы попытаемся предотвратить трудности, то изменим ход развития, изменим будущее. А это никому не дозволено.
Стефауну захотелось спросить министра, не изменяет ли будущего то, что в стране регулируется деторождение, но он счел, что в данной ситуации вопрос не совсем уместен.
Министр продолжал:
– Кроме того, нам необходимо, чтобы люди видели и понимали, что мы преодолеваем трудности, что мы упорно, постоянно боремся со сложными проблемами. Иначе они перестанут нас выбирать. Для нас главное – находиться у власти. Решение социальных проблем – это второстепенный вопрос. Раньше целью политиков и правилами их игры, возможно, и было решение социальных проблем. Время это, по счастью, миновало. Теперь важно стоять у власти. Вы, быть может, удивлены, почему я вам все это говорю, почему я так разоткровенничался. Но это ведь и вас касается, и вашего дела. Как я уже, кажется, говорил, преодоление трудностей иногда состоит в том, что вы подчиняетесь им, понимая их непреодолимость. Но, покоряясь, вы побеждаете. Возможно, это не всегда кажется разумным. Возьмем, к примеру, ввоз английского шоколадного печенья и датских тортов. Народ желает съесть шоколадного печенья и тортов на сто миллионов. Это требует валюты. А для чего она? Чтобы обеспечить нам власть. Народ волен есть что ему нравится. Он утверждает, что это выводит его из культурной изоляции. И нам это выгодно. Что касается вашего дела, то вы как раз и увидели, что если биться лбом о камень — лоб расшибешь. Поэтому вы примирились с камнем. То есть со мною. Ведь меня и зовут-то Стейдн! Вы произнесли замечательную речь. Превосходную речь. Вас приняли в партию, вы внесены в нашу картотеку. Вашему примеру должны бы последовать другие. У нас в альтинге тогда было бы большинство не в одно место, а посолиднее. Хорошо, что до выборов еще два года. Вы покажете другим истинный путь. Тогда все будет хорошо, и наша партия сможет бесстрашно идти к новым битвам, новым успехам, к новому могуществу, ставить перед собой новые, более смелые цели. А вам придется заново подать прошение, поскольку предыдущие отклонены. Если вас спросят, подавали ли вы прошение раньше, отвечайте отрицательно. Пусть вас не волнует, что это неправда. Мы сделаем это правдой. Вытащим ваши прошлые заявления из картотеки и выкинем. Вы получите лицензию.

Улыбка министра

Стефаун медленно встал, пробормотал слова благодарности, которые едва ли расслышал сам, и покинул этот удивительный дом.
Когда Стефаун Халльдоурссон с новой надеждой в сердце оставил его кабинет, министр сидел и улыбался. Он поудобнее уселся на своем мягком троне у письменного стола и порадовался тому, как хорошо поработал сегодня.
Вся хитрость в том, чтобы предугадать будущее. Тогда не проиграешь. Он знает, что его считают человеком с каменным сердцем. Более того, он даже гордится своим именем. Оно одновременно внушает и страх и уважение. Но, прежде всего – страх.
Ему приходит на ум, что надо бы позвонить Магнусу Вьестейнссопу – Магнус, пожалуй, того заслужил. В последний раз он, кажется, был резковат с Магнусом. Но жизнь снова показала, что это-то и требуется: быть резким. Ведь лучшего результата и желать нельзя. У прогрессистов будет новый собрат по партии, а у Стефауна Халльдоурссона – ребенок. Обе стороны довольны. Уступи он тогда – о чем, разумеется, и речи не могло быть – все бы не решилось так здорово. Теперь не хватает только, чтобы жена Стефауна оказалась бесплодной.
Он набирает номер. Магнус отвечает не сразу.
– День добрый. Стейдн Грьоути.
– Привет.
– Звоню тебе только затем, чтобы сказать, что Стефаун Халльдоурссон побывал у меня. И добился большего, нежели раньше. Я решил, что тебя это порадует. Ты хорошо поработал.
– Спасибо.
– Если я в тот раз нагрубил тебе, то нечаянно: у меня и в мыслях не было. Конечно, присылай ко мне людей. Особенно тех, кто хочет стать прогрессистом.
– Обещать не могу.
– Разумеется. Но я рад, что ты мой союзник. Надеюсь, мы всегда будем союзниками.
– Будем, конечно. По крайней мере, пока нам по пути.
– Пока по пути?
– Да. А нам, конечно, по пути.
– Без сомнения. Хотя бы потому, что я сделаю все возможное, чтобы новым министром от нашей партии стал твой брат Халльдоур.
«Самое время припомнить ему прошлую сцену», – думает Магнус и говорит чуть резковато:
– Даже если речь пойдет о Министерстве деторождения?
– Остроумный ты парень, – говорит Стейдн Грьоути. Но у него засосало под ложечкой.

Горе и счастье

Разве не удивительно, что горе и счастье могут являться в одном и том же обличий? В душе Стефауна даже не шевельнулось сомнение, когда на стол перед ним в четвертый раз положили бурый конверт. Он досчитал до конца деньги и протянул их желтым от табака пальцам клиента. Взял письмо в левую руку.
Неторопливо и аккуратно, с твердостью человека, заранее уверенного в победе, вскрыл его. Конечно, если бы ответ был отрицательным, его бы наверняка хватил удар. Впрочем, надо признать, что, несмотря на все, сердце у него заколотилось быстрее. Однако полученный документ не таил в себе ничего, кроме констатации неких формальностей, которые должны были положить конец эпопее Стефауна Халльдоурссона.
Если кому-либо из читателей любопытно взглянуть на это удивительное, несущее радость послание, то гласило оно следующее:
«Нами получено Ваше прошение от 7-го числа сего месяца. По тщательном рассмотрении дела Министерство пришло к заключению, что Ваше ходатайство не противоречит условиям, устанавливаемым Министерством для выдачи лицензии. Министерство имеет настоящим удовольствие поставить Вас в известность о том, что Ваше ходатайство удовлетворено. Вместе с тем, если последует пересмотр вышеуказанного положения о выдаче лицензии на рождение ребенка до того момента, как лицо, которого касается выдаваемая лицензия, приобретет полные права гражданства своим вступлением в общество, то лицензия вновь подлежит пересмотру со стороны министерства.
Министерство деторождения.
Стейдн Грьоути»

Положительный ответ

Приходится признать, что стиль официального документа не слишком меняется в зависимости от того, сообщается ли отрицательный или положительный ответ. Прямо-таки диву даешься, как похожи набранные типографскими знаками горе и счастье. Положительный ответ, отрицательная оговорка. Отрицательный ответ, положительная оговорка. Слагаемые вроде бы одни и те же.
И все же заметно одно существенное отличие. На сей раз, уведомление подписано Стейдном Грьоути собственноручно. Такого в переписке банковского кассира с высоким министерством еще не случалось. Министр, по-видимому, не испытывал сколько-нибудь ощутимой потребности связывать свое имя с теми мощными потоками отказов, которые текли из министерства в многочисленные дома.
Но Стефаун Халльдоурссон едва ли обратил на это серьезное внимание. Он с легкостью встает, когда подходит к концу рабочий день. Пальцы его кончили перебирать небесно-голубую толщу банкнотов. Вращающаяся дверь вестибюля Промышленного банка выпускает Стефауна на тротуар. И он вдруг видит, что на дворе уже лето. Более того, очень возможно, что этим летом действительно будет лето. Щеки Стефауна обдувает теплый ветерок, солнечные лучи здороваются с ним, и у него даже хватает духу вытащить руки из карманов. Ясный и сияющий, открывается перед ним синий мир лета и ждет, чтобы он шагнул в него.

Победа человека

Взгляните – вот шагает человек, победно преодолевающий трудности. Ему больше не нужно просить ответа у вечернего ветра. Ответ у него в руках. С удовольствием двигается он неторопливым шагом к дому, в ногу со своими земляками, потом ему приходит на ум, что жена еще ничего не знает, и он ускоряет шаг.
Стефаун взбегает по лестнице. Он не чувствует на этот раз никакого запаха. Наверху с молчаливым нетерпением ждет его жена. С лестницы доносится стук шагов – они все ближе, ступенька за ступенькой. И вот он стоит перед ней, запыхавшийся и задыхающийся, подняв высоко над собой письмо. Слова тут не нужны. Она всматривается в его лицо серьезным взглядом, и глаза ее делаются темнее и глубже. Она протягивает руку и ведет его за собой. Они сближаются. Все больше и больше. Пока не встречаются в глубоком тайнике ее тела в тот миг, когда человек ближе всего к создателю.
Свершилось.
Суда разворачиваются и устремляются к берегу, хотя на горизонте поверхность моря кипит от косяков сельди. В чем дело? Неужели вдруг изменилось это хищническое общество, где все строится на том, чтобы вытащить на берег побольше рыбы, а когда она протухнет, превратить ее в гуано? Или, может, люди вдруг поняли, что рыбы уже наловлено достаточно и что пора на берег – подумать, как лучше использовать улов? А быть может, рыбаков охватил страх при мысли о том, что им придется делать, когда рыбы у берегов Исландии не останется? Или они увидели морское чудовище, любимое лакомство которого – рыболовные суда?

Армада судов

Движется армада судов, и кажется, что суша, подобно гигантскому магниту, притягивает их. Один за другим корабли поворачиваются кормой к источнику исландского богатства. Сомкнутым строем, подобно броненосцам, участвующим в боевой операции, рыболовные суда идут к берегу, оставляя чайкам морское серебро.
Моряки, как саранча, налетают на бедные рыбацкие поселки на севере и востоке Исландии. Фьорд мгновенно ощетинивается лесом мачт, дочери исчезают из дому и, скорее всего, вернутся домой с ребенком под сердцем, если правительство этому, как и прочему, не воспрепятствует.
В чем же дело?
Ответ прост и очевиден.
Временный закон.
Ну, чем была бы исландская политика без временных законов? Как можно было бы держать в узде такой народ, если бы некий гений не придумал способа вводить законы, когда депутаты альтинга, надоев друг другу после грызни, длившейся всю зиму, разъезжаются по домам?
К счастью, исландцы смотрят на законы легкомысленно и относятся к ним как к любым другим забавам.
Как бы там, однако, ни было, случилось вот что: на так называемом мировом рынке немного упали цены на основной вид исландского экспорта – гуано. В силу этого обстоятельства министр рыболовства вынужден был издать временный закон, устанавливающий предельную закупочную цену на сырье, то есть селедку, эту красивую и вкусную рыбу, из которой так славно делать гуано. Следует напомнить, что министр рыболовства, конечно, занимает одновременно и пост министра деторождения. В соответствии с тем всеобщим правилом, согласно которому при образовании Исландского правительства каждый без исключения министр должен получать два или три портфеля, по возможности не имеющих друг к другу ни малейшего отношения. К примеру, сельское хозяйство и воздушные сообщения, церковь и промышленность, образование и банки. Впрочем, в порядке исключения можно найти нечто общее в постах, занимаемых Стейдном Грьоути: зародыш человеческой и начальной стадии развития в чреве матери вроде бы имеет некоторое сходство с рыбой.

Капитаны

Все это, разумеется, не меняет того факта, что в силу вступил новый временный закон, сулящий капитанам траулеров более низкую выручку, нежели предполагалось. Выяснилось, что за летнюю путину больше чем полмиллиона не выручить. Капитаны начали переговариваться по своим рациям и под конец согласились послать в высокое Министерство рыболовства радиограмму следующего содержания: «Чихали мы на такие законы. Если нам собираются навязать законы, которые нас не устраивают, то мы отправляемся домой, и можете сами ловить себе селедку. Капитаны и штурманы».
Теперь надо спасать положение. Что делать бедному правительству, когда никто не желает подчиняться его законам? В Исландии никто никогда не считался с тем, что законы следует соблюдать. Следует добавить, что, к счастью, преступники ранее не додумались до соображений капитанов. Что хорошего получилось бы, если бы преступники вздумали рассуждать так же и заявили: раз, мол, нам навязывают законы, запрещающие совершать преступления, то мы отправляемся домой, и можете сами совершать себе преступления. Не блестящие были бы перспективы у полиции – хлопотно, да и безработица.
Необходимо отметить, что оппозиционная газета «Возрождение» употребила то самое слово, которое всегда было на устах правительственной оппозиции в Исландии, – «произвол». Через всю первую страницу газеты протянулась красная полоса, в которой жирными литерами набрано:
«Рыбаки наносят сокрушительный удар произволу правительства и направляются к берегу. Мы требуем демократии».
Известно, что Стейдн Грьоути проводил бессонные ночи, чертыхался и грыз ногти. Когда он совсем обессилел, а ногти были обгрызены до мяса, он отменил закон, как и подобает поступать благоразумным людям, когда им грозят побои и унижение.