ШЕСТЬ ДНЕЙ ВЕЧНОСТИ!
 

ARAB ISRAELI WAR 1967
(v)
***.youtube.com/watch?v=E63AKJpa1Tk
***.youtube.com/watch?v=VaTq_Q2X6tk
***.youtube.com/watch?v=R4wD5fet_n0
***.youtube.com/watch?v=TcVu4oPR39I
***.youtube.com/watch?v=OgjxY6PQJvA
***.youtube.com/watch?v=v81xG614M5c

ШЕСТИ-ДНЕВНАЯ ВОЙНА
(v)
***.youtube.com/watch?v=ftYERWneG8I
***.youtube.com/watch?v=JSIiJyh3T-M
***.youtube.com/watch?v=1aFj8DOECtc
***.youtube.com/watch?v=uNvBdFF8-3w

27 мая 1967 года посол СССР в Каире Дмитрий Пожидаев запросился на срочный прием к президенту Гамалю Абдель Насеру, который, бросив все дела, немедленно его принял. Президент догадывался, что речь идет о чем-то срочном и чрезвычайно важном. Действительно, посол передал Насеру совершенно секретное послание лично от председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Но содержание послания ввергло президента в некоторое недоумение.
В решительной, по дипломатическим понятиям даже резкой форме советский премьер призывал Египет проявить сдержанность в назревающем конфликте с Израилем. Если вы начнете войну, мы не сможем вас поддержать, писал Косыгин. Правда, в конце он заверил Насера в дружеских чувствах и подтвердил, что СССР окажет всю необходимую помощь в случае израильской агрессии. Надо ли понимать это буквально, или как намек, что Израиль нужно как-нибудь по-умному спровоцировать на выступление, ломал голову египетский лидер.

Увы, посол не мог ему ничем помочь. Он должен был только буквально передать содержание послания - интерпретировать его у него полномочий не было. Неизбежная война Арабская печать была полна бравурных статей, предсказывавших, что Израилю - этому "неоколониалистскому проекту на Ближнем Востоке" - осталось существовать считанные недели, если не дни Тем временем война уже многим казалась неизбежной. Египетские войска были сосредоточены на Синайском полуострове, с которого по категорическому требованию Каира были выведены миротворческие силы ООН. Египет также заключил военный пакт с Иорданией, преодолев сопротивление метавшегося меж двух огней прозападного короля Хусейна. Был сделан и еще один угрожающий шаг - закрыт для израильских судов Тиранский пролив.
Тем временем арабская печать была полна бравурных статей, предсказывавших, что Израилю - этому "неоколониалистскому проекту на Ближнем Востоке" - осталось существовать считанные недели, если не дни. Об этом же говорили простые люди на арабской улице, и даже официальные лица - например министр обороны Сирии Хафез Асад - уже тоже не сдерживались. "Приближается война на уничтожение!" - объявил он. СССР до поры до времени никак не реагировал на такие заявления. Напротив, на всех уровнях арабы получали заверения в том, что Москва "с пониманием относится к борьбе арабских народов за свои законные права". Мало того, несколько полуофициальных советских источников предупредили Насера, что Израиль сосредотачивает большие силы для удара по Сирии и демонстрирует некоторые другие признаки подготовки к нападению.

Насер послал своего начальника генштаба проверить информацию - тот сообщил, что она не соответствует действительности. Что же это может означать, кроме подначивания на развязывание военных действий, размышляли в Каире. Тем более, что арабы имели преимущество в количестве танков и самолетов. С военной точки зрения ударить первым означало бы получить большое преимущество. А то ведь если не сделать этого, так, пожалуй, первым ударит Израиль. И тогда уже он получит преимущество. И вдруг - это непонятное послание Косыгина... А тут еще давление США - президент Джонсон уверял, что может предотвратить войну - ему удалось убедить Насера отправить своего заместителя для переговоров в Вашингтон.
Теперь в Каире поняли, что СССР и США вступили в контакт по поводу происходящего и в какой-то мере координируют свои позиции. Насер колебался... Чьи танки лучше Генералы уже докладывали в политбюро, что победа арабских армий (и советского оружия) вполне реальна Между тем СССР на протяжении всех прошедших после Суэцкого кризиса девяти лет тщательно вооружал и обучал египетские и сирийские войска. Оружие поставлялось щедро, в долг, на возвращение которого вряд ли можно было рассчитывать. Обученные в советских военных академиях и на спецкурсах египетские офицеры приняли и советскую военную доктрину. Дело дошло до того, что советская военная элита начала воспринимать неизбежную с ее точки зрения арабо-израильскую войну как своего рода генеральную репетицию, способ заочно померяться силами с Западом и НАТО.

Чьи самолеты и танки лучше? Чье военное мышление современнее? Это уже стало вопросом собственного престижа. Мало того, генералы уже докладывали в политбюро, что победа арабских армий (и советского оружия) вполне реальна... И вдруг американцы срочно протягивают "красную линию" до Белого Дома (до этого она заканчивалась в Пентагоне). Косыгин начинает общаться с Джонсоном. Они договариваются "попридержать" каждый своих союзников, попытаться остановить почти уже начавшуюся войну. Было от чего придти в замешательство египетским лидерам. Чего в самом-то деле хотели "Советы"? Казалось бы, все должно было быть проще простого: Израиль - союзник США, а стало быть - враг.
Арабы - друзья и близкие союзники СССР. Чем решительней будет победа арабов, тем, соответственно, лучше. Если при этом Израиль, вместе со своим атомным потенциалом будет и вовсе уничтожен, так и совсем замечательно. Совсем недавно опубликованы новые материалы, вроде бы свидетельствующие о том, что СССР планировал (видимо, египетскими руками) уничтожить израильский ядерный реактор в Димоне. Что чуть ли не в этом состояла истинная стратегическая цель СССР. Но если ставилась такая важная задача, ради которой целую войну затевали, то почему понадеялись на авось? Ведь никакой специальной подготовки к проведению столь важной операции не отмечено. Вроде бы планировалось также высадить на израильской территории несколько военных десантов.

Правда, общей численностью не более тысячи человек, причем не каких-нибудь суперменов-командос, а каких-то случайных "добровольцев", довольно небрежно отобранных в последний момент. Вряд ли их появление могло что-нибудь изменить стратегически - если только речь не шла об их использовании в составе очередных миротворческих сил... Нет, все эти разрозненные факты никак не складываются в единую картину. Феномен Косыгина Косыгину было обещано положение "второго" - но почти равного "первому". Все важнейшие решения принимались консенсусом В своих воспоминаниях бывший в то время первым секретарем Московского горкома КПСС Николай Егорычев рассказывал, что случайно стал свидетелем разговора на повышенных тонах между Косыгиным и Брежневым.
Причем первый решительно требовал не дать втянуть СССР в ближневосточный конфликт и, судя по всему, вообще добивался "мирного решения". Как же так, как это кто-то осмелился повысить голос на самого Брежнева? Глядя на это из 1970-х и 80-х годов, в такое трудно поверить. Но в тот момент, через два с половиной года после свержения Хрущева, ситуация выглядела совсем иначе. Для успеха переворота Брежнев остро нуждался в поддержке пользовавшегося большим авторитетом Косыгина. Созданная при этом пестрая коалиция пришла к власти под лозунгом так называемого "коллективного руководства" - как противопоставление "волюнтаризму" Хрущева. Косыгину было обещано положение "второго" - но почти равного "первому". Все важнейшие решения принимались консенсусом.

Например, во время международных переговоров бывали случаи, когда советская делегация брала "тайм-аут" для решения какого-нибудь острого вопроса, например, о поставках какого-нибудь особого вида вооружений или предоставления чрезвычайного кредита и так далее. Срочно собиралась "тройка" - Брежнев, Косыгин и председатель Президиума Верховного Совета Подгорный. После продолжительного порой спора без свидетелей принималось согласованное решение, которое потом, видимо, штемпелевалось Политбюро. К тому же к 1967 году Брежнев ощущал угрозу со стороны группировки молодого Александра Шелепина. Прими Косыгин сторону "железного Шурика" и неизвестно еще, чья бы взяла... То есть у Брежнева были в то время все основания соблюдать договор о "коллективности" руководства.
Некоторое время даже считалось, что именно Косыгин в первую очередь "курирует" отношения с капиталистическими странами ("братские социалистические" оставались за Брежневым). В близких к правительству кругах ходили упорные слухи, что Косыгин не разделяает восторгов ЦК в отношении арабских лидеров и весьма скептически относится к странам так называемого "некапиталистического пути развития". Именно Косыгин, видимо, первым сформулировал максиму: арабам, конечно, надо помогать, но нельзя из-за них оказаться втянутыми в мировую войну. (Потом, судя по всему, эту фразу повторял и сам Брежнев; таким образом была определена черта, которую Советский Союз старался не переходить в своей антиамериканской и антиизраильской политике). Игра с нулевой суммой К середине 70-х годов с "коллективным руководством" было покончено.

Соответственно простой и ясной стала и внешняя политика СССР - никаких более загадок, странностей и противоречий Ко всему прочему нельзя забывать, что ни КГБ, ни министерство обороны к тому моменту в политбюро представлены не были. Руководители этих ведомств могли лишь выдвигать предложения - решения же принимались на уровне "небожителей". Поэтому силовые ведомства могли сколько угодно пробавляться сочинением сладких планов - бомбежки Димоны, блокирования Шестого флота США, форсирования Рейна. Для того, чтобы планы становились реальностью, нужно было "решение инстанции", а там Косыгин обладал фактическим право вето. Мне достоверно известен еще один небольшой, но, видимо, характерный пример такого рода: несколькими годами позже ливийский лидер
Муаммар Каддафи попросил у Советского Союза подводную лодку (как выяснилось, для того, чтобы топить суда, перевозившие новых еврейских иммигрантов в Израиль), Косыгин решительно воспротивился этому, и Каддафи подлодку не получил. Ситуация начнет меняться уже через несколько дней после окончания Шестидневной войны - когда Юрий Андропов будет избран кандидатом в члены ПБ. Потом будет разгромлена группировка Шелепина, потом и председатель КГБ, и министр обороны будут введены в состав политбюро. Все это усилит позиции Брежнева и ослабит Косыгина. Его не только постепенно отодвигают от внешнеполитических дел, но и выхолащивают его экономическую программу реформ - попытку ввести элементы рынка. (20 лет спустя Горбачеву придется начинать все сначала).

К середине 70-х годов с "коллективным руководством" было покончено. Соответственно простой и ясной стала и внешняя политика СССР - никаких более загадок, странностей и противоречий. Всегда одна и та же ясная игра с нулевой суммой против США и их союзников. Все, что плохо для американцев - хорошо для Москвы, и наоборот. Что же касается Ближнего Востока, то здесь такая игра исключала возможность какого либо движения в сторону справедливого урегулирования, о котором столько говорилось на словах. После разгрома Египта, Сирии и Иордании в 1967 году СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем. Говорят, Косыгин считал это "костью", которую надо кинуть униженным военным. Был уверен, что это - временная мера.
Никто не мог предположить, что нормальные связи будут восстановлены чуть ли не через четверть века. И все-таки многие в арабском мире до сих пор тоскуют по той простоте и ясности, по той безоговрочной, без нюансов советской политике. Арабам казалось, что СССР защищает их интересы... ...После унижения 1967 года советские генералы готовились к реваншу в этой бесконечной заочной битве с "главным противником" и более или менее добились его в 1973 году. Но дипотношения с Израилем так Москва так и не восстановила. Какое уж там "урегулирование", когда с одной из сторон даже нет возможности диалога! А зачем? Так было гораздо удобнее - играть в игру, в которой нельзя проиграть, но и окончательно выиграть которую тоже опасно.

ШЕСТИДНЕВНАЯ ВОЙНА
ЧЕРЧИЛЛЬ РЭНДОЛЬФ СПЕНСЕР
(E)
********militera.lib.ru/h/churchills/index.html

6-ДНЕВНАЯ ВОЙНА
И КРИЗИС В МОСКВЕ.
(E)
***********.youtube.com/watch?v=ci-E3f7TPUg

ШЕСТИДНЕВНАЯ ВОЙНА 5-10 ИЮНЯ 1967 ГОДА.
Израиль вступил в войну сразу с пятью государствамии нанеся превентивный удар по армиям противника, значительно превосходящим его собственную и по количеству вооружения и величине,добился-ошеломительного-успеха.Еврейское государство сумело меньше чем за неделю завоевать территорию, в три раза большую его собственной и освободить столицу государства - Иерусалим, значительная часть которого была захвачена Иорданией
в 1948-ом году, во время Войны за Независимость. Кроме того, Израиль вернул себе почти всю западную часть исторической Эрец Исраэль, разные части которой на протяжении девятнадцати лет до этого, находились под оккупацией Египта, Сирии, Иордании, а также Синайский полуостров.
Рейнхард Гелен - создатель секретной разведывательной организации в ФРГ вспоминает в своих мемуарах, что аналитические обзоры советской разведки незадолго до Шестидневной Войны предрекали неспособность арабских армий противостоять качественному превосходству израильских вооружённых сил. *Он же, кстати, намекает и на то, что министр иностранных дел СССР - Громыко скрыл эту информацию от лидера Египта Насера во время встречи накануне, войны.

«У меня нет объяснения результатам Шестидневной войны, *говорит Ури Мильштейн, - светский человек, верующий–увидит *в победе-
<<Божественное-провидение>>
Действительно, чудо Шестидневной Войны проявляется в большей степени даже не во впечатляющих результатах победы, а в том, каким образом эта победа была достигнута. Минимальное количество проведённых боёв и ничтожные для такой войны потери не могут не вызыватьудивления. В восемь часов утра пятого июня - в день начала войны, египетский грузовой самолёт типа «Илюшин -14», прибывший из Каира приземлился на военной базе Рафидим в центре Синайского полуострова.

На борту самолёта находились заместитель президента Египта маршал Эльхаким Гамар, министр войны Шамс Бадран,
главнокомандующий ВВС Египта Мухамад Цадки, глава оперативного отдела Ануар Аль-Кади и другие высшие офицеры. В связи с этим рейсом, вся система противовоздушной обороны Египта от Каира до границ с Израилем была парализована указанием не открывать огонь. Благодаря этому, первые атаки израильских «Миражей», разбомбивших египетские аэродромы на Синае и в районе Суэцкого канала, фактически не встретили,сопротивления.Более того, возвращающийся в Каир самолёт с высшим египетским командованием, над Суэцким каналом обнаружил, что летит в окружении израильских «Миражей», которые в нарушение военной теории, принятой в АОИ, по неизвестной причине не стали сбивать вражеский самолёт. Никто не знает, почему наши лётчики совершили эту ошибку, однако именно она имела фантастический успех – маршал Гамар, шокированный происходящим, истолковал «милосердие» израильтян по своему.
Никто не знает, почему наши лётчики совершили эту ошибку, однако именно она имела фантастический успех – маршал Гамар, шокированный происходящим, истолковал «милосердие» израильтян по своему.Он решил, что его армия уже разгромленна и отдал приказ о полном отступлении всех египетских сил с Синая, надеясь сохранить хотя бы часть войска.Отступление быстро переросло в повальное бегство и действительно сокрушительное поражение.Практически повторяя библейское предание о чудесном захвате Эрец Исраэль армией легендарного приемника Моше (Моисея) – Иешуа Бин Нуна, израильская армия вошла в древние города Шхем (Сихем) и Иерихон, без боя. Более того, жители этих городов встретили израильские войска цветами и рисом.Может быть, они перепутали израильтян с иракскими войсками, спешившими на подмогу, а может проявили характерное для арабской ментальности стремление угодить сильнейшему.

Но факт остаётся фактом – эти города были взяты без потерь. Другой библейский город - Хеврон был по сути освобождён одним человеком – главным раввином АОИ Шломой Гореном, который в одиночку ворвался в город Праотцов, случайно опередив израильские войска. Уверенный в том, что израильская армия уже в городе, он потребовал и получил ключи от величайшей святыни еврейского народа - Пещеры Праотцев – Меорат Амахпела, где по традиции похоронены Авраам, Сара, Ицхак, Ривка, Яаков и Лея, ещё до вступления в Хеврон 68-го батальона 16-ой иерусалимской дивизии – официально освободившей город.
Даже освобождение самой столицы Израиля – Иерусалима и Храмовой горы – важнейшего символа еврейского народа произошло благодаря нелепой случайности. Служащая израильской военной разведки, АОИ, услышав, что арабский диктор сообщает о вхождении иорданских войск в пригород Иерусалима Цур Бахера, по ошибке перевела название совершенно другого района Иерусалима – Ар Ацофим Эта фатальная оговорка привела к цепи различных военно-политических решений, сломивших в конце концов сопротивление политического руководства страны, опасавшегося атаки на оккупированные иорданцами районы столицы. На третий день войны Старый город и Храмовая гора были освобождены.

Я уверен, что в перспективе времени, и Шестидневная Война в народной традиции обретёт черты чудесного вмешательства Высшей силы.Ещё более значительной параллелью между Шестидневной Войной и завоеванием Эрец Исраэль во времена Иешуа Бин Нуна кажется мне значимость этих войн, фактически разделивших две совершенно различные эпохи. В случае библейского захвата страны, эпоха блуждания в пустыне сменилась эпохой завоевания земель. «Точно также, Израиль после Шестидневной Войны стал совершенно иной страной Трёхкратное увеличение территории повлияло на все факторы его геополитического положения и симпатии по всему миру.
Миллионы евреев по всему миру впервые задумались о возможности возвращения на историческую Родину. Победа стала мощнейшим стимулом к возраждению и пробуждению национальных чаяний и среди евреев СССР и в США и в Западной Европе В одной из важнейших философских книг написанных нашими мудрецами - «Наставлении праотцев» сказано, что именно в сорок лет человек по-настоящему глубоко начинает осознавать мир, способен постигать его сам, без опоры на учителя Вот и Моше привёл народ к завоеванию страны лишь через сорок лет блуждания по пустыне, считая, возможно, что только теперь народ сможет обойтись без него.

Может быть именно сейчас мы наконец по-настоящему осознаем смысл победоносной войны.Мы возродили государство, вернулись к национальным святыням, собрались из рассеяния. Впереди следующий этап – создание центра объединенияющего всю нацию. Возможно именно в этом смысле следует понимать – восстановление и строительство Иерусалимского Храма
Я ещё не знаю каким он должен быть. Но то, что именно таким должен стать наш путь, я уверен. Ибо, если дорога не ведёт к Храму, зачем нам вообще нужна такая дорога?

ПАРАД ПОБЕДЫ В ИЕРУСАЛИМЕ!
(v) (v) (v)
***.youtube.com/watch?v=hQe78RMfiNE
***
***.youtube.com/watch?v=04TDlvIRIMY

ПАРАД 1973 ГОДА
НА КОТОРЫЙ *Я БЫЛ ПРИГЛАШЁН
(v)
***.youtube.com/watch?v=6Npx8QkOTYo&feature=related

1. 10 жарких дней в мае
13-ого мая 1967 года правительство Египта получило официальное уведомление правительства СССР о том, что что израильские войска готовят нападение на Сирию, и что на северной границе Израиля с этой целью сконцентрировано от 11 до 13 израильских бригад.
Сообщение это было сделано в Москве, в личной беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного с главой египетской парламентской делегации в СССР, Анваром Садатом.
Этo же сообщение ранее былo доведенo до сведения Премьер-Министра Израиля, Леви Эшкола, послом СССР Д.С.Чувакиным, и тоже в личной беседе.
Эшкол ответил послу, что его источники информации, скорее всего, не совсем верны. Он предложил ему совместную поездку на север, чтобы посол смог лично убедиться в том, что никакой концентрации израильских войск там нет.
Так как поездка могла быть проделана буквально за пару часов, а спрятать 30-40 тысяч человек и 3-4 тысячи машин на пространстве шириной в 20 км. было бы просто невозможно, предложение выглядело убедительнo.
Однако Д.С.Чувакин не зря служил в МИДе СССР с 1938 года - чуть ли не 30 лет. Совершенно невозмутимо он ответил, что его дело состоит не в том, чтобы проверять сообщения его правительства, а в том, чтобы доводить их до сведения израильского Премьер-Министра - после чего прервал беседу и откланялся.
Разговор был неприятным. На сирийской границе в первые месяцы 1967-ого года действительно происходили инциденты - один за другим. "Федаины", идущие из Сирии, устраивали нападения на дорогах, ставили мины. Были жертвы. Обстрелы пограничных киббуцев с Голанских Высот шли на такой регулярной основе, что в дело пришлось вводить авиацию. 7-ого апреля сирийцы тоже задействовали свои МиГи, но неудачно. В воздушном бою над Голанами они потеряли несколько самолетов.
Так что напряжение существовало, в этом посол был прав.
Поэтому Эшкол предложил начальнику Генерального Штаба Израиля - им в ту пору был Ицхак Рабин - сократить военный парад, который должен был состояться в День Независимости, 15-го мая, до абсолютного минимума.
14-го мая египетские войска начали продвижение на Синай, в направлении к египетско-израильской границе.
Колонны военной техники - в два часа дня и парадным строем - прошли через улицы Каира, прямо под окнами американского посольства.
В тот же день начальник Генерального Штаба египетской армии, генерал Махмуд Фавзи, вылетел в Дамаск для установления должной координации между армиями Египта и Сирии.
Большой тревоги это в Израиле не вызвало. Начальник военной разведки Израиля, генерал Ярив, уведомил Премьер-Министра, что речь идет, скорее всего, о демонстрации - наподобие той, которую египетская армия уже проводила в 1960 году, и тоже в поддержку Сирии.
Вероятность возникновения войны он рассматривал как низкую - по прогнозу разведки, пик готовности египетской армии должен был прийтись на конец 1970 года, после завершения программы военных поставок из СССР.

К тому же, трудно было вообразить, что Египет начнет что-то серьезное до достижения приемлемого урегулирования в Йемене.
Там шла война, в которую Египет был вовлечен самым осязательным образом - не только политически. 8 египетских бригад вели в Йемене боевые действия, египетская авиация бомбила позиции йеменских роялистов, используя даже химическое оружие.
15-ого мая в Израиле состоялся необыкновенно скромный военный парад, в котором - против обычая - не участвовали ни танки, ни самолеты, a просто прошли строем несколько пехотных частей.
Обстановка как-то не располагала к праздничным торжествам.
Отсутствие военной техники на параде, однако, было очень даже замечено арабской прессой - хотя интерпретировано это наблюдение было совсем нe так, как надеялся Эшкол.
Арабские газеты пришли к единодушному мнению - все, что может стрелять, уже стоит на сирийской границе.
Уже во время церемонии парада Эшкол получил записку из военного ведомства - число египетских войск на Синае выросло с 30-и тысяч до 60-и, и продолжало возрастать.
После совещания в министерстве обороны было решено начать частичную мобилизацию.
Утром 16-ого мая индийский генерал, командующий войсками ООН на Синае, получил уведомление от генерала Фавзи с просьбой убрать его части с египетско-израильской гарницы, чтобы " ... не препятствовать действиям египетской армии в том случае, если Израиль предпримет агрессию против какой-либо арабской страны ...".
Просьба эта была немедленно доведена до сведения самого Генерального Секретаря ООН, бирманского дипломата У Тана, который вполне педантично ответил, что просьба одного генерала к другому не может быть основой для каких-либо действий со стороны ООН - но добавил, что если он получит эту просьбу в должной форме, то он ее исполнит.
Его желание было немедленно удовлетворено - министр иностранных дел Египта Махмуд Риад в любезном письме на имя Генерального Секретаря уведомил его, что правительство Египта приняло решение "... о прекращении деятельности войск ООН как на территории Египта, так и в полосе Газы ...".
Дальше случилось нечто, что не имело - и не имеет по сей день - никаких аналогов в истории международных организаций.

Без всяких консультаций с кем бы то ни было У Тан согласился выполнить запрос правительства Египта.
Это в высшей степени драматическое решение было принято с неслыханной, поистине космической скоростью - ответ был доставлен египетскому правительству через 75 минут после получения его просьбы.
Абба Эбан, министр иностранных дел Израиля в тот период, в своих мемуарах выражает полное изумление тому, что ООН, известная своим бюрократизмом и медлительностю, оказалась способна к таким стремительным действиям.
Складывается, однако, впечатление, что удивлялся он зря - этот экспромт выглядел очень уж хорошо подготовленным.
В самом деле, попробуйте представить себе, что важный - даже чрезвычайно важный - документ должен быть прочитан, должен быть осмыслен, ответ на него должен быть сформулирован, он, наконец, должен быть отпечатан (сразу, без черновика ? ), и даже должен быть доставлен адресату - и все это за 75 минут ?
Эбан почему-то жалуется, что ни с Израилем, ни с государствами, которые поставляли свои контингенты в войска ООН на Синае, никак не проконсультировались.
С некоторыми странами совещания несомненно состоялись.
Индия, например - а также и Югославия - не только моментально выразили полное согласие на вывод своих частей, но даже и начали осуществлять этот вывод без всяких задержек, даже не получив на этот счет никаких - по крайней мере официальных - инструкций из Секретариата ООН.
Так что то, что с Израилем не посоветовались - это как раз понятно.
Вот что абсолютно непонятно - это то, что У Тан не собрал Совет Безопасности, не известил без промедления Генеральную Ассамблею, не поговорил ни с одним из послов стран, имеющих постоянное представительство в Совете Безопасности - и, кстати, имеющих там право вето.
Что еще более интересно - ни одна из этих держав не пожелала выступить с инициативой созыва сессии Совета Безопасности, на что они имели неотьемлемое право.
Действия Генерального Секретаря критиковали только США и Канада- и то частным образом.
Это обьясняли впоследствии тем, что западные страны сочувствовали Израилю, но полагали, что в Генеральной Ассамблее азиатские и африканские страны автоматически поддержат Египет - как видного члена Движения Неприсоединения.
Конфронтации же хотелось избежать.
А Совет Безопасности был блокирован Советским Союзом, который уже выразил мнение, что “… никакого кризиса нет, а в обострении обстановки виноваты израильские провокации …”.
Эбан с большой гордостью приводит свои слова из речи, произнесенной им впоследствии, в которой он остроумно сравнил действия войск ООН c "... пожарной бригадой, отозванной именно в тот момент, когда появились первые следы дыма ...".
Пожалуй, ему следовало бы скорее жаловаться не на “пожарников”, а на саму “управу муниципалитета” - но конечно, это было бы совершенно недипломатично.
17-го мая 2 египетских МиГа пролетели над территорией Израиля - с востока (из Иордании) на запад. Их полет прошел точно над израильским ядерным центром в Димоне.

Перехватить их не успели.
У Тан выразил желание посетить Каир, с целью "... ознакомиться с ситуацией на месте ...".
Почему он решил поехать туда после своего столь знаменитого, и столь же необьяснимого решения - а не до того, например - это тоже осталось необьясненным.
18-го мая египетские дипломаты посоветовали ему - видимо, в знак благодарности - отложить его визит до тех пор, пока он не получит официального приглашения.
19-го мая посол Советского Союза в Израиле посетил министра Иностранных Дел Израиля Эбана по его просьбе. Он разьяснил министру, что все дело вовсе не в движении египетских войск на Синай, а “… в политике Израиля, непрерывно и без всякой нужды обострявщей и без того непростую обстановку …”, и высказал смелое предположение, что “… мины на израильских дорогах, примыкающих к израильско-сирийской границе, на самом деле ставят агенты ЦРУ …”
Эбан пишет в своих мемуарах, что советское посольство уведомило Москву о том, что правительство Эшкола неустойчиво, не располагает должным авторитетом для ведения войны, и вообще может пасть в любую минуту.
Цена этой осведомленности была не слишком велика - 21-ого мая совершенно такая же информация появилась в израильской газете "Йедиот Ахронот", с разьяснением, что оставшиеся не у дел (после неудачных для них выборов 1966-ого года) видные деятели Рабочей Партии Шимон Перес и Моше Даян уже ведут переговоры о создании нового правительства с лидером оппозиции Менахемом Бегином.
Эшкола на посту Премьер-Министра в этом случае должен был бы сменить Бен Гурион.
Возникает, правда, вопрос - "Йедиот Ахронот" Эбан мог прочесть и без помощи советского посла, но вот откуда он знал о содержании советских телеграмм ?
Либо израильская разведка читала советскую дипломатическую переписку и даже не считала нужным это скрывать, либо - что более вероятно - посол Чувакин сказал министру еще что-то, что в протокол их разговора не заносилось. Например, он мог посоветовать правительству Израиля проявить больше уступчивости - ввиду ненадежности положения самого правительства ...
Вечером 21-го мая Премьер-Министр Эшкол выступил с речью, обращенной к нации. Речь эта была произнесена после совещания в министерстве обороны, где было принято мнение, что война, скорее всего, неизбежна. Тем не менее, Эшкол полагал, что надо сделать все возможное, чтобы ее избежать.
Он был не одинок в этом мнении - Бен Гурион полагал, что ситуация очень опасна, что помощи ниоткуда не видно, и что виноват в этом Эшкол.
Старик (Бен Гуриону исполнилось уже 81 год) был очень недоволен своим преемником. Огромная ответственность, лежащая на плечах Эшкола, усугублялась тем, что недоверие к его действиям испытывал далеко не только его ворчливый предшественник.

Толковый агроном, очень дельный администратор, прекрасно проявивший себя на посту министра финансов, Эшкол в свои 72 года не имел ни военного опыта, ни ораторского дара, ни харизмы прирожденного лидера.
Он произнес в Кнессете сдержанную, даже примирительную речь. Всеми силами он попытался как-то смягчить обстaновку.
Акабский Пролив и доступ к Эйлату даже не были упомянуты - Эшкол хотел показать, что сама мысль о действиях Египта, направленных на возобновление блокады, так "… немыслима …", что даже не приходит ему в голову.
22-го мая , в тот момент, когда У Тан, получивший наконец приглашение посетить Насера, должен был приземлиться в его столице, Радио Каира обьявило о закрытии Акабского Пролива - “… для всех судов, направляющихся в израильский порт Эйлат …”.
Обьявление блокады морского порта любой страны, согласно всем законам и прецедентам международного права, являлось актом войны.

2. Ожидания, колебания, совещания и назначения.
23-его мая в министерстве обороны Израиля состоялось экстренное совещание, проходившее в расширенном составе. В нем участвовали все министры, представители всех партий, входивших в правительственную коалицию, высшие чины армии и военной разведки, а также представители оппозиции.
От недавнего оптимизма не осталось и следа.
Глава Египта, Президент Гамаль Абдель Насер, последовал примеру Эшкола. Не в пример израильскому Премьеру, Президент Египта был блестящим оратором. Он произнес чрезвычайно впечатляющую речь, в которой, в частности, он сказал следующее:
“ … мы находимся в конфронтации с Израилем. Однако сейчас не 1956-ой год, когда Франция и Великобритания были на его стороне. Сейчас Израиль не поддержан ни одной европейской страной. В этот раз мы встретимся с Израилем лицом к лицу. Евреи угрожают нам войной. Я отвечаю им - "Ахлан ва-сахлан" - "Добро пожаловать" ..."
Абба Эбан в своей книге "Свидетель и очевидец" (“Personal Witness”) сообщает, что на совещании было принято единодушное решение - срочно отправить его за границу, для консультаций, чтобы “… искать поддержку международного сообщества в неожиданно разразившемся кризисе …”.
Его сообщение нуждается в попутном замечании - была большая вероятность, что вместо него с этой важной миссией будет отправлен другой эмиссар.
Этот опытнейший дипломат, чрезвычайно образованный и очень остроумный человек, полиглот с тройной золотой медалью Кэмбриджа (он очень гордится этим отличием в своей автобиографии) не имел в своей стране и тени того влияния и авторитета, на которые он полагал себя вправе рассчитывать.
Даже Эшкол, который назначил его министром иностранных дел Израиля и заместителем Премьер-Министра, полагал, что его зам "... всегда готов заменить трудное решение блестящей речью ...", и определял Эбана - на своем родном идишe, на котором до конца жизни предпочитал говорить в частном кругу - как "дер гелернер наар", что можно приблизительно перевести как "очень ученый дурак".
Эбан знал о такой своей репутации и она его несказанно обижала.
Он боролся с ней как мог - например, приводил очень лестные отзывы из американской прессы о своем красноречии, в которых стиль его речей сравнивали со стилем Де Голля и Черчилля.
Простая мысль - что есть очевидная разница между признанными лидерaми, обладающими, вдобавок к своему огромному авторитету еще и ораторским даром, и человекoм, наделенным этим даром, так сказать , в сугубо чистом виде, без всяких дополнительных примесей - почему-то эта мысль не приходила ему в голову.

Как бы то ни было - 25-ого мая Эбан улетел. Путь его лежал сначала в Париж, потом в Лондон, и наконец в самую важную из западных столиц - в Вашингтон. В 1957-ом Франция обещала поддержку Израиля в случае повторной блокады Эйлата, а Англия и США в этом же году сделали заявления,сводящиеся к тому, что “… Акабский Пролив является международными водами …”.
Что означало, что этот райoн - не территориальные воды Египта. Следовательно, они не могут быть перекрыты Египтoм без нарушения международного права.
Эбан очень надеялся, что Англия и США усмотрят в такого рода действиях ущемление их собственных интересов - обе державы были сильно заинтересованы в поддeржании принципa свободы судоходства.
На поддержку Франции он больших надежд не питал - отношения с ней сильно охладились. Война в Алжире окончилась, нужда Франции в израильской дружбе сильно уменьшилась, теперь Де Голль искал сближения с арабским миром.
Последнее время на срочные телеграммы из Израиля французкий МИД просто не отвечал.
26-ого мая президент Египта выступил с очередной речью, обращенной к Пан-Арабской Федерации Профсоюзов.
Он повторил свои предыдущие слова о том, что “… теперь не 1956-ой год, когда мы воевали не с Израилем, а с Англией и Францией ...”.
И добавил нечто новое - " ... если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля ...".
Он назвал также Соединенные Штаты "... главным врагом ...", а Англию "... американским лакеем ...".
27-ого мая Эбан вернулся домой. Результаты его поездки были неутешительны - хотя сам он, вопреки всякой очевидности, интерпретировал их очень положительно.
На все его доводы, что "... в 1957-ом вы нам обещали ..." во всех трех столицах ему отвечали "... да, но сейчас 1967-ой ...".
Разница была в оттенках.
Хуже всего прием был во Франции - Де Голль требовал, чтобы Израиль ни в коем случае не предпринимал "... никаких односторонних действий ...", утверждал, что “… кризис будет преодолен конференцией 4-х великих держав …’, и наконец обронил очень многозначительное замечание - " ... Франция будет против того, кто выстрелит первым ...". А так как Франция была главным поставщиком оружия в Израиль, слова эти следовало принимать очень серьезно.

Английский Премьер-Министр Гарольд Вильсон в Лондоне говорил с Эбаном более дружески, но сообщил, что его страна “… старается сочетать размеры своей ответственности с размерами своих ресурсов, поэтому в одностороннем порядке ничего предпринимать не будет …”.
Президент США Джонсон был не столь прямолинеен - в манере, которая составила бы честь дельфийскому оракулу, он говорил, что "... Израиль не останется одинок, если только не захочет остаться одиноким ...".
Что это, собственно, означало ?
Во всяком случае, в каких-либо конкретных шагах, направленных на помощь Израилю - например, в ускорении поставок ранее обещанных, но задержанных самолетов "Скайхок" он отказал.
Правда, американцы обещали “… рассмотреть вопрос об организации международной армады, которая под защитой американских военных судов прошла бы Акабским Проливом …” - это предприятие должно было называться "Регата", и именно это обещание и послужило основанием оптимистического отчета Эбана своему правительству.
27-ого мая У Тан, вернувшись из Египта, предcтавил доклад Совету Безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке.
Он сказал, что “ … как президент Египта Насер, так и министр иностранных дел д-р Махмуд Риад заверили его, что Египет не предпримет наступательных действий против Израиля, а главной целью является восстановление положения, которое существовало до 1956-ого года …”.
Произнесенную накануне тем же Насером речь - “ … о тотальной войне, целью которой будет уничтожение Израиля …” - Генеральный Секретарь ООН не заметил - возможно, по причине вполне понятной у столь занятого человека рассеянности.
Однако речь эта произвела совершенно иное впечатление и в Израиле, и в арабских странах - и там, и там ее восприняли совершенно серьезно.
По Каиру и Дамаску шли ликующие демонстрации - огромные толпы народа несли плакаты, выражающие восторженную поддержку своих правительств. Газеты выходили с огромными заголовками "Конец Израилю !", и с рисунками, на которых изображался горящий Тель Авив с залитыми кровью улицами и с грудами черепов в качестве переднего фона.

В Израиле, как легко догадаться, настроение было обратным. Новорожденный Израиль был создан людьми, уцелевшими после крематориев и расстрельных рвов Катастрофы, в которoй исчезло 6-и миллионное еврейское население Европы.
Так что невмешательство наблюдающего за развитием конфликта мира задевало самые больные воспоминания - рассчитывать на “… справедливых мира сего …” было нечего.
Действия же собственного правительства доверия публике не внушали.
Последнeй соломинкой в этом смысле стало выступление Эшкола 28-ого мая. Он приехал на радио сразу после бессонной ночи, проведеной на совещании в министрестве обороны, текст читал прямо с черновика, в результате говорил скомканно и невнятно. В довершение всего он сбился, никак не мог найти потерянную строчку, и - в открытом эфире - попросил своего помощника показать ему нужное место.
30-ого мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии, которая под защитой американского флота пройдет Акабским Проливом, не может быть реализован.
Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось.
Египет довел до сведения США, что по кораблям, пытающимся нарушить территориальные воды Египта, будут стрелять. Следовательно, попытка провести корабли через блокаду вела бы к возможной войне, на ведение которой не было ни готовых ресурсов, ни политической воли.
В этот же день в Каир прилетел неожиданный гость - король Иордании Хуссейн. Приняли его по-братски, с распростертыми обьятиями, , хотя буквально за пару дней до визита Радио Каира называло короля не иначе как "... хашемитской шлюхой ...".
Король Хуссейн пришел к выводу, что война неизбежна, что его политическая позиция, сформулированная как "... сидеть на заборе и ждать исхода событий ..." больше не обеспечивает безопасность ни его страны, ни ему лично, и что надо спешить присоединиться к победителю.
Был немедленно заключен договор о дружбе и взаимопомощи, иорданскaя армия отдана под командование египетского генерала, а Ахмед Шукейри - глава палестинской политической организации, находящейся под контролем египетского правительства, заклятый враг короля Хуссейна - вылетел в Амман вместе с королем в качестве посланца доброй воли.

Нечего и говорить, что свои радикальные анти-иорданские взгляды он с молниеносной скоростью изменил.
Для Израиля это было огромным событием. Война на три фронта становилась совершенно осязаемой реальностью. Общественное мнение пришло к выводу, что “… надо что-то делать, и немедленно…”.
Несколько перефразируя Ленина, можно сказать, что в условиях израильской “ … суматошной демократии …” - где в парламенте представлено десяток, а то и два партий, a ЦК этих партий насчитывают сотни, а то и тысячи членов - общественное мнение становится материальной силой.
Вечером 1-ого июня на пост министра обороны Израиля был назначен Моше Даян.
Даян был человек в Израиле известный, говорили про него разное.
Например, утверждалось, что он хвастун, враль, позер и примадонна. Его считали неисправимым юбочником – и это утверждение делалось с полными на то основаниями.
А еще он считался истинным автором победы в войне 1956-ого года.
В том, что вот именно он - в отличие от Эшкола - будет готов действовать решитeльно - это у израильской публики не вызывало никакого сомнения. Назначение этого человека говорило о том, что периоду колебаний пришел конец.
Абба Эбан пишет в своей книге "Свидетель и Очевидец", что он, Эбан, позвонил 1-ого июня начальнику Генерального Штаба Израиля генералу Рабину и его заместителю, начальнику службы военной разведки генералу Яриву, и сообщил им, что - по его мнению - "... можно начинать ...".
Он утверждает, что как оба генерала, так и Премьер-Министр Эшкол “… выразили глубокое облегчение …” по этому поводу.
Не ручаясь за генералов, скажем, что для постороннего наблюдателя слова Эбанa звучат несколько комично - он выглядит человеком, который с очень важным видом дает разрешение на отправление поезду, который уже пошел.
Дипломатия кончилась, дальше должна была высказаться армия.

3. Как построить армию при отсутствии всего, кроме крайней необходимости ее иметь ...

Основы структур израильской армии были заложены под руководством генерала Игала Ядина. В возрасте 32-х лет он оставил свою карьеру ученого-археолога и возглавил Генеральный Штаб израильской армии в Войне за Независимость.
Назначение это он получил не зря - храбрых молодых командиров в новорожденной израильской армии было немало, но Ядина выделял блестящий интеллект и огромные способности организатора.
После окончания войны Генеральный Штаб занялся разработкой структуры будущей регулярной армии. Формы ее построения разрабатывал сам Ядин, приняв британскую модель за основу. В системе подготовки и мобилизации резервов немало было взято из опыта швейцарцев.
Разработка же способа использования армии – доктринa действий - была поручена комитету под председательством полковника Хаима Ласкова.
Доктрина исходила из невеселых геополитических реальностей.
1.Израиль уступает соседям по населению и в предвидимом будущем всегда будет вынужден вести войну против численно превосходящего противника.
2.Спор с соседями не состоит в несогласии по поводу границ, а в неприятии самого факта существования Израиля. Противники Израиля будут вести войну против него на уничтожение.
3.Учитывая географические реальности, а также перевес противника в числе и в материале, Израиль в случае войны не может рассчитывать на победу посредством уничтожения врага. Реальной целью должно быть нанесение такого ущерба его вооруженным силам, которое вывело бы их из строя на максимально долгое время.
4.Малая территория, очень изрезанные границы и близость населенных центров к линии фронтов лишает Израиль всякой стратегической глубины. В самой узкой зоне расстояние от границы до моря составляет всего 14 км. Никаких естественных барьеров для обороны не существует.
5.Израиль не может вести долгую войну. Война делает необходимой мобилизацию такого огромного процента населения, что экономика через несколько недель просто перестанет функционировать.
Единственным плюсом в этой мрачной картине являлось " ... наличиe внутренних операционных линий ..." .
В переводе с профессионального военного жаргона на общечеловеческий язык это означало, что центральное положение страны давало возможность наносить удары по врагам по очереди - если действовать быстро.
Прямым следствием 5-и базовых положений являлась необходимость в построении такой армии, которая могла бы переключаться с одного фронта на другой с максимально высокой скоростью и наносить противнику максимальный ущерб в минимальное время.
Ничего даже отдаленно похожего израильская армия в 1949-ом году - и в несколько последующих лет - делать не умела.

После демобилизации 1949 года девять из двенадцати имеющихся бригад были переведены в резерв, a в строю оставили только три - две пехотные, "Голани" и "Гивати" - и одну так называемую “бронетанковую” - 7-ую, состоявшую из одного танкового батальона и двух мотопехотных, посаженных на старенькие полугусеничные полутраки. Была еще разведкa на джипах с пулеметами.
Первая рота танкoвого батальона состояла из "Шерманов", которыми она очень гордилась, потому что на них стояли хоть и старые, но зато одинаковые двигатели.
И пушки тоже были одинаковые. Правда, они совершенно не годились для борьбы с другими танками. Это были 75-мм крупповские гаубицы времен Первой Мировой Войны, списанные в Швейцарии как утиль, и найденные неким израильским закупщиком оружия, обладавшим орлиным взором. Дело в том, что к пушкам этим имелись снаряды.
Вторая рота не могла похвастаться подобной эффективностью. Ее вооружение тоже составляли "Шерманы", но зато они могли бы составить музей - на роту приходилось 5 разных типов танкa, которые отличались и трансмиссией, и двигателями, и пушками. Общим было только то, что к двигателям было очень мало запасных частей, а к пушкам - очень мало снарядов.
К одному из танков - английской модификации под названием "Firefly" - снарядов не было вообще.
Третья и четвертая рота имели только личный состав. Танков в них не было - роты были созданы, так сказать, авансом, с расчетом на будущее.
Еще хуже дело было с экпертизой. Ни опытных танкистов, ни инструкторов не было. Бывший английский унтер-офицер Десмонд Рутледж был назначен Главным Инструктором Танковой Школы, в чинe майора - на библейском иврите чин этот назывался "старший сотник".
Помимо некоторого опыта, он располaгал неоценимым достоинством - он был единственным, кто мог свободно читать написанные по-английски брошюрки по техобслуживанию "Шермана".
Прочиe инструкторы не то что английские печатные материалы не понимали - они с трудом обьяснялись друг с другом, потому что далеко не все из них говорили на иврите, а все больше на русском или на чешском.
Однако все это были очень неглупые люди, и они хотели учится. Поскольку решительно все - и технику, и тактику, и методы стрельбы - им надо было изучать с нуля, они наделали много ошибок, но зато материал был усвоен прочно.

Когда появилась возможность получать танки во Франции, их не стали покупать в готовом виде, а начали переделывать на свой лад. В частности, "Шерманы" не выбросили, а переоснастили, вооружив новой французской пушкой. Что было далеко не просто, потому что башня "Шермана" не была рассчитана на такие переделки.
Но подлинная революция в армии началась с 1953-его года, когда бразды правления принял новый, четвертый по счету начальник Генерального Штаба, Моше Даян.
Она носила не столько технический, сколько организационный характер. В 1953-ем году генерал Даян мало что понимал в танках, но в войне он понимал хорошо.
Фокус его внимания был направлен на людей. Исходя из принципа, что главное - обеспечить продвижение правильных командиров, а уж они обеспечат все остальное, он урезал "хвост" своей новой армии и резко усилил ее "зубы".
Тыловые службы - такие, как пекарни и прачечные - были выведены из армейских структур. Их функции отданы на контракт в гражданский сектор.
Бригады были сокращены (за счет тылов) с 6,000 тысяч человек до 3,500 тысяч, с сохранением числа боевых батальонов.
Произошло резкое изменение в способе планирования операций - теперь ответственность за планирование переходила к исполнителю, центр просто ставил директиву и требовал отчета - или о достигнутом прогрессе, или о возникших проблемах. Самостоятельность и инициатива во всех подчиненных инстанциях всячески поощрялась.
Методы ведения войны, разработанные для спецназа, переносились из маленьких элитных отрядов (в подразделении 101 майора Шарона вначале было только 45 человек) в батальон парашютистов, который, в свою очередь, с максимальной скоростью разворачивали в бригаду. Нетерпеливый Даян пытался всю армию перевести на подобную же основу - что, конечно, не удавалось.
Но новые методы все же внедрялись, чему способствовало систематическое продвижение по службе толковых инициативных офицеров. Быстрый карьерный рост таких людей как Узи Наркисс, Ариель Шарон, Меир Амит - вещь общеизвестная.
Менее известен случай с капитаном, командиром роты, который, попав в своем джипе под обстрел на границе с Газой, послал своего водителя вытаскивать застрявший и по-прежнeму обстреливаемый джип, а сам отправился за подмогой.

Даян выгнал капитана из армии - на что, кстати, не имел права.
Начальник Генерального Штаба полагал, что в такой ситуации капитан должен был или бросить джип, или сам пойти вытаскивать машину - но ни в коем случае он не должен был отправлять на опасное дело свого подчиненного, сам при этом оставаясь в тылу.
Арбитражная комиссия пришла к выводу, что наказание за непредусмотренное контрактом нарушение было слишком суровым, и капитана восстановили в чине - но не в должности. От обязанностей командира он был отстранен.
Даян установил правила, которые остались в израильской армии на долгие годы после того, как сам он ушел в отставку.
Все командиры - от сержанта до генерала - двигались по служебной лестнице, начиная с самой нижней ступеньки, в военные школы принимали только из рядов. Образование и социальное происхождение во внимание не принимались - только качества лидера. Это правило действовало до определенного предела - начиная с командиров батальонов, офицеров обязывали учиться, и им предоставляли для этого оплаченный отпуск.
Образование совсем не обязательно было чисто военным - например, можно было взять курс философии, или системного управления - выбор был широким.
Наконец, после 40 лет офицеры, как правило, выходили в отставку, получали свою военную пенсию, и переходили в резерв.
Даян считал, что армии нужны молодые офицеры, более восприимчивые к свежим идеям, поэтому в регулярной армии генералов старше 45 просто не было - он сам ушел на "гражданку" в 43 года.
Эта система прошла проверку войной 1956-ого года, и показала превосходные результаты. Несмотря на многие нехватки - например, армейские ботинки нашлись только на 30 тысяч чeловек, а явилось на службу по мобилизационному призыву втрое больше, верхней одежды было так мало, что солдаты отправлялись на фронт в собственных пальто - операционный план сработал без срывов.
Передовые части сумели выйти в район Суэцкого Канала за 4-е дня, обогнав график. Неожиданности носили приятный характер - танки, на которые до войны возлагали скромные надежды, неожиданно показали себя очень хорошо, практически решив исход кампании. Даян сделал из этого немедленные выводы. Авиация по-прежнему получала примерно половину всех ассигнований на новую технику, но то, что шло в сухопутные силы, теперь имело отчетливый "танковый" приоритет.

Он начал быстрое расширение сферы ответственности, предназначенной новому переспективному роду оружия. Пехотные бригады стали по мере поступления новой техники переводить в бронетанковые, а заведовать их техническим оснащением он назначил полковника Израэля Таля.
Назначение это оказалось на редкость удачным. Полковник был человеком основательным. Он начал новую службу с того, что прошел предназначенный для лейтенантов курс “кандидата в командиры танка”. Потом он занялся разработкой доктрины использования танков в конкретных условиях арабо-израильского конфликта - война 1956-ого года предоставила ему богатый материал для изучения.
Выводы, к которым он пришел, носили несколько неожиданный характер. Вместо быстрых, стремительных французских танков АМХ-30, способных делать 80 км/час, он предпочел купить в Англии тяжелые неповоротливые "Центурионы", максимальная скорость которых был где-то в районе 30 км/час, и то по дороге, а не на пересеченной местности.
У них была не слишком сильная пушка, слабый и легко воспламеняемый бензиновый двигатель, и капризный нрав - они требовали серьезного и непрерывного ухода.
Тем не менее Таль выбрал именно "Центурионы" - главным достоинством в его глазах была иx основательная броня.
Все остальное он считал поправимым. Пушка была заменена превосходным английским 105 мм орудием, с большой дальнобойностью. Бензиновый двигатель заменен на американский дизель. Наконец, капризный нрав машины был преодолен выучкой и дисциплиной, которые он сумел укоренить в своих танкистах.
Экипажи, которые поначалу рассматривали назначение в новые батальоны как наказание, стали просто гордиться тем, что у них в руках оказались лучшие танки армии.
Через некоторое время появилась возможность раздобыть американские "Паттоны" - через Германию, где их снимали с вооружения бундесвера. Они были включены в такую же программу модернизации, как и "Центурионы". Даже старые "Шерманы" - и те были обновлены, на некоторые даже удалось поставить укороченную версию 105 мм пушки. К концу мая 1967-ого года Израиль имел в строю 8 танковых и 5 механизированных бригад - всего около 1,000 более или менее современных танков.
Армия не имела многих вещей, которые иметь бы хотела. Не было бронетранспортеров для пехоты - на них не хватило средств, все закупки шли только на одно - на танки. Не хватало артиллерии. Не хватало транспорта - по мобилизационному плану предстояло реквизировать чуть ли не весь гражданский грузовой транспорт страны, в ход шли даже грузовички для доставки фруктов, с лысой резиной и без запасок. Стрелковое оружие в резервных пехотных частях включало в себя не только бельгийские 20-зарядные винтовки ФН, или автоматы "Узи", но и винтовки "98", где "98" обозначало “Маузер 1898” года, времени ДО Первой Мировой Войны.
Тем не менее - вместе с территориальными частями - было мобилизовано около 220 тысяч человек.
Примерно 130 тысяч из них были сведены в 25 бригад действующей армии - и эта армия действительно была готова действовать.

4. Пейзаж по ту сторону холма.
В Египте задачи вооруженных сил отнюдь не сводились, как это было в Израиле, к простой и очевидной задаче защиты родины. Армия считалась ”Авангардом Революции”, что было вполне естественно, потому что Насер и его соратники пришли к власти именно в результате военного переворота, как вожди группы "Свободные Офицеры". Поэтому армия защищала не только - и даже не столько - страну, сколько режим. И внимание ей уделялось соответствующее.
Cолдатам - не рядовым, конечно, но офицерам - хорошо платили, те из них, кто достигал старших чинов, скажем, подполковника или старше, почти автоматически получали связи и средства, обычному человеку не доступные.
Офицерский Клуб в Каире был самым аристократическим местом в столице.
В отличие от израильской армии - где имелся один-единственный генерал-лейтенант, занимавший пост Начальника Генерального Штаба, и десяток генерал-майоров, этот штаб составлявших - в египетской армии генералов было много.
Возглавлял же армию военный министр, Абдель Хаким Амер, верный
сподвижник вождя революции, в совершено исключительном чине фельдмаршала.
Все, что происходило в вооруженных силах страны - особенно с кадрами - происходило только с его ведома.
Надо сказать, что президент Насер не раз предлагал своему другу Амеру не сосредотачиваться столь исключительно на заботах офицеров, а заняться более широкими политическими задачами, которые больше соответствовали бы его выдающимся талантам.
В конце концов, каждодневные заботы можно было бы поручить не столь выдающемуся человеку, как фельдмаршал, а, например, генералу Фавзи.
Этот генерал был не только начальником Генерального Штаба, но и лично был известен президенту Насеру как его бывший учитель в военном училище.
Генерал был делен, скромен и - что было самым главным - был чрезвычайно
предан президенту. Именно президенту.
Однако Амер всегда отвечал, что он всего лишь скромный солдат, совершенно довольный своей долей, и что посты его совершенно не привлекают, коли для их достижения он должен будет - как этого непременно желал президент - отойти от своего излюбленного занятия, а именно - прямого и непосредственного руководства вооруженными силами.
Впрочем, к 1967-ому список его должностей включал в себя посты Первого Вице-Президента, Министра Науки, Председателя Комиссии по Ядерной Энергии, Председателя Комиссии по Ликвидации Феодализма (с широким правом на конфискации), и даже почему-то Председателя Футбольной Федерации.
Фельдмаршал - известным под этим титулом вне зависимости от наборa прочих его официальных постов - занимал в Египте совершенно исключительное место.
Когда Никита Сергеевич Хрущев в 1964 году награждал Насера Золотой Звездой Героя Советского Союза, то, будучи хорошо информированным о внутренних дeлах Обьединенной Арабской Республики, он присвоил это звание не только президенту Египта, но и его военному министру.

Однако возможности сместить генерала Фавзи фельдмаршал не имел.
Президент Насер очень следил за тем, чтобы иметь своих людей - именно своих - в вооруженных силах. Поэтому Амер постарался поставить дело так , чтобы Генеральный Штаб не входил в вопросы, которыми живо интересовался сам военный министр.
Раз уж с армией приходилось иметь дело через посредника, да еще столь влиятельного, Насер, со своей стороны, делал все возможное, чтобы военные не пересекались ни в делах, ни в досуге с офицерами служб безопасности, например, с его личной охраной.
А для большей гарантии он отдал руководство своими телохранителями в надежные руки Оскара Дюрлевангера, бывшего генeрала СС.
В Египте конца 50-ых - начала 60-ых годов вообще было много германских советников - например, штабную работу в сфере планирования войны вела группа бывших офицеров вермахта во главе с генералом Вильгельмом Фармбахером, кoторый не только накопил богатый боевой опыт, сражаясь в составе танковой армии "Африка" у Роммеля, но и сам в 1944-ом командовал корпусом в Бретани, защищая Сент Мало и Брест от англо-американского вторжения.
Иоахим Даймлинг, бывший начальник гестапо в Дюссельдорфе, реорганизовал египетскую секретную полицию, сильно улучшив ее профессиональные стандарты.
Германские советники находили себе в Египте применение в подчас очень неожиданных областях. Генрих "Хассан Сулейман" Селманн, бывший шеф гестапо в Ульме, перешел на работу в Министерство Информации в Каире - заведовать отделом пропаганды.
Все секретные работы в области разработки химического оружия и ракет тоже велись с широким использованием немецких специалистов, но - по понятным причинам - эта работа особо не афишировалась.
Суэцкая война 1956-ого года подняла престиж Насера в мире, а уж в арабских странах он взлетел до небес.
Успех следовал за успехом - в 1958-ом году Сирия согласилась на формальный союз с Египтом, было образовано новое государство - Обьединенная Арабская Республика. Нечто похожее вполне могло случиться в Иордании и в Ливане - только американское вмешательство предотвратило падение правящих режимов в этих странах.
В 1960-ом с помощью СССР была сооружена Асуанская Плотина - проект этот должен был сделать Египет индустриальной державой.
Дальше, однако, дела пошли не столь гладко. В сентябре 1961-ого года в Сирии случился очередной переворот, и египетской администрации пришлось срочно оставить сирийскую часть Обьединенной Арабской Республики.

Название это теперь относилось только к Египту.
Отношения с Россией тоже напряглись - на вкус Н.С.Хрущева, насеровская революция “… утратила динамизм …”. В возмещение за огромные средства, вложенные СССР в строительство плотины и в вооружение египетской армии он хотел более активного союза, направленного против США - на что Насер не соглашался.
Напротив - его политика в ту пору дала заметный крен в сторону сближения c американцами. Администрация президента Кеннеди полагала, что революционный пыл Насера можно охладить, и предложила ему широкую помощь продовольствием, если он "... сменит микрофон на бульдозер ...", т.е. перейдет от неистовой подрывной пропаганды в арабском мире к мирному внутреннему развитию.
В 1962-ом году 40% населения Египта питалoсь за счет американской продовольственной помощи.
Эта идиллия кончилась после переворота в Йемене. Группа "Свободных Офицеров", созданная по образцу египетской, произвела небольшую дворцовую революцию, изгнав правителя страны, имама Бадра. Он, однако, не смирился с поражением, и начал с помощью Саудовской Аравии войну против революционеров - которые, в свою очередь, обратились за помощью к Насеру.
Йеменская война с течением времени стала для Египта тяжким бременем - и финансовым, и военным, и политическим.
В ноябре 1964-ого года споры с США достигли точки кипения.
В беседе с американским послом Бэттлом Насер заявил, что " ... те, кому наша политика не нравится, могут пойти прочь и выпить море. Мы отрежем язык всякому, кто будет говорить о нас плохо. Мы не собираемся мириться с гангстеризмом ковбоев ..."
Такого рода речи привели к некоторым последствиям. Американское зерно - из которого пеклось 60% хлеба, выпекаемого в Египте - перестало поступать в страну.
Попытки Каира перефинансировать свой внешний долг провалились - международные банки вдруг нашли, что кредиты Египту как-то слишком рискованны.
Колоссальные убытки были частично уравновешены обещанием Советского Союза помочь деньгами, но никакого решения не было видно.
Экономика не работала. Социализм и на родине-то своей работал с большими проблемами, а уж в условиях Египта сломался совершенно.
5,000 рабочих и служащих автомобильного завода Эль Наср, построенного с помощью СССР, производили 2 машины в неделю.
Так что случившийся в мае 1967-ого кризис пришелся очень кстати - он представлял собой замечательный случай увеличить вес Египта в международных делах. И действительно - дипломатическое и военное наступление, предпринятое против Израиля, принесло замечательные плоды.
В самом деле - вся оборона Израиля держалась на тонкой линии войск ООН, размещенных на Синае, на союзе с Францией, на несколько спорном (но все же рассматриваемым как реальное) членстве в "Западном Клубе", и нa собственных вооруженных силах.

В течение 3-х недель войска ООН оказались выведены с территории Египта, Франция грозила ввести эмбарго на поставки оружия своему бывшему союзнику, а англо-саксонские морские державы много говорили о “… желательности мирного урегулирования …”, но и пальцем не шевельнули, чтобы что-то для этой цели сделать.
В Каир тем временем с просьбами зачастили очень высокопоставленные лица - и Генеральный Секретарь ООН, и чрезвычайные посланцы великих держав.
Так что король Иордании был не единственным главой арабской страны, который вдруг решил следовать в фарватере Египта.
Ирак, Кувейт, Алжир, даже Саудовская Аравия, заклятый враг Насера как в Йемене, так и по всему арабскому миру - заговорили о "... необходимости смыть позор раздела Палестины ...", и о "... ликвидации Израиля, источника несправедливости и агента колониализма на Ближнем Востоке ...".
Успехи были велики и неоспоримы - oставалось решить, что делать дальше.
Израиль был окружен арабскими армиями, которые располагали 250,000 солдат, стоящих в боевых порядках, и имевших 700 самолетов и 2,000 танков. Общий перевес в войсках - если не считать территориальные части - был два к одному в людях, два к одному в танках, три к одному в самолетах, и минимум пять к одному в артиллерии.
Однако Насер не хотел действовать опрометчиво. Его министр Иностранных Дел, д-р Махмуд Риад, обьяснял американскому дипломату Чарльзу Йосту, что Насер хочет мира, но он просто не может согласиться на снятие блокады. Он не хочет драться ни с кем, и уж меньше всего - с Соединенными Штатами. И он вовсе не хочет нападать на Израиль, хотя его генералы и настаивают на атаке.
Сам же президент Египта предпочитает, чтобы первый удар нанесли израильтяне - тогда его армия разгромит их в пустыне, и “… эта короткая война сразу оздоровит обстановку …”. Не следует придавать слишком большого значения всем этим разговорам о тотальной войне на уничтожение - ничего подобного Насер не имеет в виду, это все риторика - необходимая в практической политике вещь - как уважaемый посол, несомненно, понимает - просто в силу своего глубокого и просвещенного ума.
Речь идет об “… ампутации израильского юга …” и об установлении наземной прямой границы между Египтом и Иорданией. Тогда, в отсутствии Эйлата, вопрос о блокаде отпадет сам собой, Израиль научится жить без этого порта, а стороны “… начнут подготовку к реалистическому решению вопроса - например, посредством широкой репатриации палестинских беженцев обратно в Израиль …”.
Разговор состоялся 1-ого июня. Размеры репатриации беженцев (10 тысяч или пара миллионов) доктоpом Риaдом никак не были оговорены. Точно также без уточнения осталась предполагаемaя "ампутация" (будет это сам порт Эйлат или вся южная половина Израиля ?) - этот вопрос осторожный министр Иностранных Дел Египта оставил открытым.

Тем временем Израиль отправил в Вашингтон нового эмиссара. В отличие от Эбана, он не был красноречив. Меир Амит служил в армии при Даяне, окончил в 1961-oм престижную Школу Бизнеса в Колумбийском Университете, и был назначен Даянoм - уже в чине генерала - заведовать военной разведкой.
С 1963-го года он возглавлял службу МОССАД - что-то вроде израильского ЦРУ.
Улетев 31-ого мая, он, вернувшись домой, должен был докладывать о результатах поездки уже несколько другому комитету - главным лицом в нем стал его бывший командир.
Мнения понемного склонились к консенсусу - война неизбежна.
Амит полагал, что американцы не очень рассердятся - Насер и им испортил немало крови - и следовательно, Израиль не останется в полной изоляции.
Конкретная дата была установлена в очень конфиденциальной беседe между Даяном и Рабином, начальником Генерального Штаба, и назначена на утро понедельника, 5-ого июня 1967 года.
На следующий день Даян встречался с журналистами, в частности, он дал интервью Уинстону Черчиллю, внуку великого английского премьера.
Журналист задал генералу все положенные в таких случаях вопросы - в частности, он спросил его, когда начнется война.
Генерал дал журналисту все положенные в таких случаях ответы - в частности, он заверил его, что никакой войны в ближайшее время не будет.
Что чрезвычайно занятно - это то, что журналист поверил генералу, и 4-ого июня улетел домой, оставив, так сказать, поле боя - как в прямом, так и в переносном смысле - своим менее простодушным коллегам.
Видимо, гений не передается по наследству.

5.170 минут для того, чтобы решить исход войны.
Ровно в 7:00 часов утра по израильскому времени (8:00 по каирскому) ровно 40 самолетов поднялись в воздух с израильских аэродромов и пошли на запад, в сторону моря. Никакого беспокойства на наблюдательных станциях египетской радарной системы это не вызвало - обычное дело, по времени этого утреннего вылета можно было проверять часы. Начиная с 1965-ого года полеты проходили по одной и той же схеме - 40 самолетов уходили в Средиземное Море, резко снижались, и возвращались обратно на свои аэродромы в Негеве.
Ни на одном из 18-и египетских аэродромов на Синае не возникло никакой тревоги. Египетские ВВС были готовы к войне - дежурные истребители стояли на дорожках с состоянии 5-минутной готовности к взлету. Ночные патрули последней смены - с 4:00 до 7:35 утра - сели на перезаправку.
День начинался как обычно - завтраком.
Самолет Ил-14, на борту которого находились фельдмаршал Амер, начальник штаба ВВС, генерал Мохаммед Сидки Махмуд, и их гость, советский генерал авиации, получил сообщение, что в воздухе нет никаких других самолетов, кроме самого Ил-14 и обычной израильской тренировочной миссии на Средиземным Морем.
Израильские самолеты спикировали вниз и пропали с экранов радаров.
Ровно в 7:45 пилот доложил генералу Сидки, что он утратил контакт с базой.
Немудрено - 9 египетских передовых аэродромов - включая Каир-Вест - получили в этот момент бомбовый удар. Через несколько минут такой же удар получила база ВВС в Фаиде.
Аэродромы оказались полностью выведенными из строя - что было невозможно. На результативный налет надо было задействовать несколько дюжин боевых вылетов. Т.е. 40 израильских самолетов могли ударить по одному, максимум - по двум аэродромам, а уж никак не по 10 сразу.
Далее - подлетающие самолеты должны были наткнуться на стену огня зенитных средств ПВО - как ракет, так и орудий. Они могли бы поднырнуть под радарную завесу, но в этом случае их бомбы, сброшенные с малой высоты, не причинили бы бетонным дорожкам никакого ощутимого ущерба.
Самолеты врага никак не могли держать аэродром парализованным больше чем несколко минут. Сразу после этого должны были взлететь дежурные звенья истребителей и расправится с нападавшими.
По крайней мере, так гласила теория.
Реальность оказалась несколько другой. Удары по аэродромам наносили неправдоподно малые силы - 4 самолета на каждый, две двойки.
Бомбы сбрасывались с высоты в 30 метров - взрыв, опять таки по теории, не должен был причинять вред бетонным дорожкам, но должен был отрывать хвосты сбросившим их самолетам.

Однако бомбы имели маленькие "тормозные" ракетные двигатели, которые задерживали падение на 3-4 секунды, а также ускорительный двигатель в хвосте, который буквально заколачивал бомбу в бетон, когда секунды эти истекали.
Результаты были чрезвычайно впечатляющими – кратеры разворачивали взлетные полосы просто в куски, делая их абсолютно бесполезными, тем более, что пилоты в первую очередь били в те точки, где полосы скрешивались, так что одна бомба ломала сразу две дорожки. И при этом они не промахивались.
Следующий заход использовался для обстрела беспомощных египетских самолетов - 30 мм. снаряды авиационных пушек делали из них костры в считанные секунды.
Ракеты воздух-воздух с тепловым наведением тоже пошли в ход - с тем дополнительным эффектом, что они сами, вполне автоматически, шли именно на те египетские истребители, которые были готовы к взлету - их двигатели были уже горячими.
Таких "стреляющих" заходов делалось два или даже три - если хватало времени. Если все самолеты уже горели, то целью становились здания, радарные установки, или даже машины тех.обслуживания.
Первая волна израильской авиации провела над египетскими аэродромами ровно 7 минут. Через три минуты эти аэродромы оказались накрыты второй волной - она вылетела с израильских аэродромов вслед за первой, с интервалом в 10 минут.
Интервал этот был выбран не случайно. Среднее полетное время на возвращение самолетов на израильские авиабазы было 20 минут. Наземные команды, встречающие самолет, готовили его к новому вылету - заправляли, вооружали, проверяли исправность, чинили мелкие косметические поломки - за 8 минут, что составляло мировой рекорд. Французы, изготовители израильских "Миражей", делали это за два с половиной часа.
Боевой самолет вылетал, например, в 9:00 часов, достигал Каира, сбрасывал бомбы, возвращался обратно - и уже в 10:00, ровно через час, перевооруженный, проверенный и заправленный, вылетал на следующее задание.
Генерал Эзер Вейцман, который строил израильские ВВС, верил, что "... лучшая оборона неба над Израилем - в небе над Каиром ...".
Следовательно, персонал он тренировал по своим собственным нормативам - потому что Вейцмана не устраивал уровень даже самых лучших европейских армий. Израильские стандарты, по его мнению, должны были быть выше мировых.
Всего против 19-и египетских аэродромов было сделано 500 боевых вылетов, что было просто невероятно много, если принять во внимание, что вся израильская авиация составляла 175 самолетов.
Если необходимо, летчика меняли - на базе имелись запасные экипажи, но, как правило, отправлялся на задание все тот же пилот. Некоторые летчики сделали в течение 5-ого июня 8 боевых вылетов - что тоже составляло мировой рекорд.
Из 340 военных самолетов египетских ВВС было уничтожено 309, в том числе полностью 4-е эскадрильи бомбардировщиков Ту-16 и Ил-28.
Налеты окончились около 10:35 - т.е. длились 2 часа 50 минут. Египeтская авиация за эти 170 минут перестала существовать.