Полемику Кураева с Яковом Кротовым можно было бы оставить в уделе собственно полемистов. Но не могу не коснуться одного эпизода. Кураев негодует, что оркестр Новой израильской оперы отказался исполнять Вагнера, который был любимым композитором Гитлера. Кураев даже укоряет Кротова, что тот не выступил против "этого безобразия". Я не буду долго останавливаться на том очевидном положении, что людям, у которых родственники сгорели в печах, может быть не слишком приятно, а то и больно играть и слушать музыку, под которую маршировали нацистские штурмовики, и которая, как простодушно отмечает сам Кураев, "звучала в концентрационных лагерях, когда евреев отправляли в газовые камеры". Кураев, вероятно, не обладает столь тонкой натурой, чтобы это понять. Более того, мне бы очень хотелось, чтобы израильтяне, по крайней мере, немного освободились бы от прежней боли и услышали гениальную музыку. И я могу оценить усилия Даниэля Баренбойма, который упрямо играет Вагнера. Но мне хочется задать Кураеву простейший вопрос: ему-то какое дело, что хочет, а что не хочет играть израильский оркестр? Что он лезет не в свои дела? И даже риторический вопрос задает: "Так что нам - Бетховена не слушать, потому что Ленин его любил?" Как будто израильтяне пристают к Кураеву с требованиями не слушать Бетховена! Всему миру почему-то нет дела до того, что слушает или не слушает Кураев, а вот он обо всем мире хлопочет... И, кстати, что это так печется Кураев о музыкальных пристрастиях евреев, в самой природе которых он находит что-то порочное? Или же это проявление какого-то сладострастного садизма - заставить евреев еще раз послушать музыку, под которую они умирали?

__________________
Бывают моменты, когда человек тебе что-то очень увлеченно рассказывает, а ты смотришь человеку в глаза и понимаешь — от души пиздит!